И в прессе, и в Интернете все выражали сочувствие хавасупаи и с гневом обрушивались на ученых, обманувших наивных местных жителей.

Тут в наш разговор вмешался Грег Черч.

— Геном можно уподобить мобильному телефону. Он есть у всех, но представьте, что вы просто любуетесь этой красивой игрушкой, но не используете ее по назначению и не даете никому своего номера, опасаясь звонков с какими-нибудь неприятными новостями. Телефон просто не работает! Факс, электронная почта и другие подобные вещи полезны, только если вы обмениваетесь информацией. Точно то же самое происходит с геномом. В идеале каждый должен быть участником какого-нибудь геномного проекта.

На это я заметила, что охватить этих «каждых» невозможно. У такого гиганта, как 23andMe, 30 тысяч клиентов, у Personal Genome — 15 тысяч, у deCODEme — меньше 10. Маловато по сравнению с пользователями мобильных телефонов.

— Все изменится, когда это вдруг станет популярным, — возразил Черч. — Если и есть на свете что-то, серьезно интересующее абсолютно всех, то это мы сами: наше поведение, особенности личности, характера и так далее. Этим мы и собираемся заняться.

Хочется ему верить. Сегодня персональная генетика тесно завязана на медицину. Конечно, здоровье — это важно, но к нему не сводится все.

То, от чего действительно захватывает дух, находится на пересечении чисто физического «я» и личности. Как перейти от генов к тому, что мы за неимением научного эквивалента называем душой?

Что для большинства из нас интереснее всего на свете? Смею предположить — мы сами. Откуда я взялся и кто я такой? — вопросы, волнующие каждого. Ответ на него напрямую связан с генетикой — биологическим наследием, проявляющимся в особенностях нашей психики, нашего характера, наших умственных способностей, — и т. д. до бесконечности. Предопределена ли наша «линия жизни» от рождения или мы можем изменить ее по своей воле?

— Мой темперамент, мои взгляды на жизнь, моя личность — не могут гены отвечать за это! — с горячностью говорила одна актриса, с которой я однажды имела удовольствие побеседовать в Лос-Анджелесе. Она нисколько не сомневалась в своей полной независимости от чего бы то ни было и свято верила, что абсолютно свободна в своем выборе. Не может быть, чтобы ее неземной душой распоряжалось что-то материальное, какая-то презренная биология!

Но ведь все мы вполне материальны. И окружающий мир воспринимаем не иначе как при посредничестве сотен миллиардов столь же материальных нервных клеток головного мозга. И то, каким образом эти клетки «общаются» между собой и реагируют на внешние стимулы, в значительной мере определяется генами. Конечно, наш мозг так сложен, что особенности его устройства зависят не только от генов. Свидетельство тому — однояйцовые близнецы; будучи генетическими клонами, они тем не менее не идентичны, в частности в том, что касается головного мозга. И все же гены активно участвуют в его формировании и работе. Всю жизнь, день за днем многочисленные рецепторы воспринимают нервные импульсы; факторы роста осуществляют «текущий ремонт» его структур; ферменты заботятся о метаболизме — и все участники этих процессов действуют в соответствии с генетическими инструкциями.

«Гены участвуют в управлении всеми процессами, протекающими в организме. Это неоспоримый факт», — утверждается в одной из публикаций в Science, рассказывающей об истории изучения генов, которые тесно связаны с поведением в разных его аспектах — от агрессивности и депрессии до супружеских измен и распутства[43]. Судя по обложке этого номера известнейшего журнала, генетика поведения сегодня находится в фокусе интересов ученых.

Так было не всегда. Долгое время эта область находилась далеко на периферии биологической науки и ассоциировалась с мрачными периодами человеческой истории (я имею в виду прежде всего периодами геноцида).

А началось все с двоюродного брата Чарлза Дарвина сэра Фрэнсиса Гальтона. Этот известный английский психолог и антрополог с огромным интересом прочел работы брата по теории эволюции видов и пришел к выводу, что в изучении психологических особенностей человека, с одной стороны, и его физических признаков — с другой, следует руководствоваться одними и теми же принципами. Интеллект и характер наследуются! Чтобы проверить эту догадку, Гальтон исследовал признаки множества родственников и предков наиболее выдающихся англичан Викторианской эпохи. Изучив их генеалогию, он обнаружил, что в семьях «гениев» гораздо больше «выдающихся личностей», чем в популяции в целом, но при этом их число уменьшается с удалением по времени от самого «гения». Наследуемость гениальности стала для Гальтона неоспоримым фактом.

Результаты своих наблюдений он описал в книге «Наследование таланта» (Hereditary Genius), опубликованной в 1869 году, спустя 10 лет после выхода в свет фундаментального труда Дарвина «Происхождение видов». Результат последующих размышлений Гальтона по поводу наследуемости умственных способностей и прочих вещей в том же духе вылился в теорию евгеники, которую он сформулировал в 1883 году. В своем труде «К вопросу о человеческих способностях и их развитии» (Inquiries into Human Faculty and Its Development) он утверждал, что следует всячески побуждать особенно талантливых граждан Королевства к деторождению — с тем чтобы «улучшить» нацию.

В начале ХХ века наступил период бурного расцвета наук, связанных с наследованием признаков. (Подъем генетики был связан с экспериментами на плодовой мушке, дрозофиле.) И вот интеллектуальный преемник Гальтона, американский биолог Чарлз Давенпорт учредил в 1910 году специальную контору — Eugenic Record Office — при только что основанной лаборатории в Колд-Спринг-Харборе. Давенпорт повернул идею Гальтона на 180°, высказавшись в том духе, что вместо улучшения популяций путем распространения хорошего наследственного материала лучше предотвратить распространение плохого. Давенпорта волновала проблема процветания человечества и прежде всего он желал избавить его от разного рода болезней, подрывающих основы существования общества. Такие личности, как наркоманы и психопаты, по его мнению, несут «плохие» гены, и если не дать им распространяться, общество в конце концов выздоровеет.

Идеи Давенпорта были немедленно подхвачены во всех «цивилизованных» странах. В США запретили иммиграцию «малых» этнических групп, в Европе началась насильственная стерилизация психически неполноценных людей. Все это достигло апогея в фашистской Германии, где уничтожали евреев, цыган, гомосексуалистов, душевнобольных и других людей, признанных «асоциальными элементами».

После идентификации ДНК как носителя генетической информации изучение природы наследственности обрело научную базу. Оттолкнувшись от идеи Гальтона, биологи приступили к выяснению законов наследования ментальных признаков и душевных болезней. Предметом пристального внимания ученых стали однояйцовые близнецы. Изучение их сходства и различий стало основным инструментом количественной генетики, которая занимается не столько самим установлением связей между признаками и соответствующими генами, сколько выяснением веса генетического компонента.