– Похоже, времени у меня в обрез, – сообщил он. – Слушайте же…

* * *

Когда ван Агтерен возвратился обратно, Схюлер так и не появился. Теперь и Эйлин прониклась беспокойством, не стряслось ли чего с отцом, и один из слуг был послан в ратушу за распоряжением отрядить на поиски пропавшего милицию[32].

Ван Агтерен постоял на крыльце, после чего вошел в дом и направился в кабинет ученого, где и застал Эйлин. Девушка сидела за письменным столом, на котором лежал тот самый – уже открытый – увесистый фолиант.

– Как ты умудрилась отпереть книгу? – с изумлением спросил он.

– Что значит «отпереть»? – не поняла Эйлен. – Когда я сюда вошла, она в таком виде и лежала. А я лишь хотела проверить, не оставил ли отец какой-нибудь записки или хотя бы просто намека на то, куда он мог запропаститься. Кстати, в книге открывается только одна страница. Остальные запечатаны.

Ван Агтерен склонился над столом. Страницы фолианта были пергаментными, при этом использовалась лишь одна его сторона, а грубая, шершавая выделка другой демонстрировала животное происхождение материала.

– Гляди, – произнесла Эйлин, указывая на рисунок, изображенный в книге.

Ван Агтерен увидел нечто вроде атласа созвездий (все до единого оказались незнакомыми) и их обозначения, сделанные на непонятном языке.

Конечно, загадочную карту составлял некто искусный и весьма сведущий. Такого совершенства иллюстраций ван Агтерен прежде и не видывал.

– Ну и красотища! – невольно восхитился он.

– Да. Но звездное небо выглядит не так, – сказала Эйлин. – Это вымысел.

Тогда Агтерен предположил, что это, вероятно, математические вычисления: среди них было нечто схожее с фигурами из эвклидовой геометрии. Хотя, спрашивается, стоило ли так трудиться, потакая собственной фантазии?

– Постой! – воскликнула вдруг Эйлин. – Еще одна страница освободилась от субстанции, скрепляющей книгу!

Однако для того чтобы разлепить листы, девушке понадобились обе руки.

– Что это? – спросила она озадаченно. – Не может быть.

Перед их взором открылся изящный рисунок Схюлерова кабинета, в котором запечатлелось все, что находилось в комнате ученого мужа. Впрочем, слово «рисунок» здесь вряд ли уместно. Это была совершенная миниатюрная копия данной комнаты, как будто пергаментная страница представляла собою зеркало, причем без малейшей тусклости. Опытность, с коей изображение было выполнено, превзошло бы самых прославленных живописцев. Невозможно было даже вообразить, как такое можно было осуществить и сколько на это могло уйти сил и времени.

Ван Агтерен, лизнув палец, прижал его к странице, а когда отвел, то на нем не оказалось ни следа туши, ни пятнышка краски. Он молча уставился на идеальный рисунок. Угол изображения был своеобразен. Напрашивалась мысль, что это…

Ван Агтерен повернулся и угловато присел с другой стороны стола на корточки, лицом к Эйлин.

– Что ты делаешь? – удивилась она.

– Об заклад биться не буду, но скажу, что изобразить такое можно было только с помощью зеркала, отражающего кабинет под углом, под которым находилась книга. Только, спрашивается, зачем?

– А когда фолиант принесли моего отцу? – осведомилась в свою очередь Эйлин.

– Вчера вечером.

– И где его нашел мастеровой?

– Глубоко под фундаментом обрушившегося дома Деккера. Во всяком случае, так заявил.

– Надо поговорить с этим мастеровым! Ему наверняка есть что еще сказать.

– Вряд ли, Эйлин. Он – человек простой и честный. Он всего лишь хотел избавиться от книги.

– А ты в поисках моего отца проходил вблизи надела Деккера?

– Разумеется! Я спрашивал о нем нынче утром, но мне там сказали, что его не видели.

– Ты спросишь еще раз?

– Обязательно.

Эйлин взяла его руку в свои ладони и поочередно облобызала на ней все костяшки.

– Спасибо тебе.

– Мы обязательно его найдем, – пообещал ван Агтерен. – Я не успокоюсь, пока твой батюшка снова не будет с нами.

* * *

Ван Агтерен добрался до надела Деккера, когда день шел на убыль.

Наступили ранние зимние сумерки: всякая работа прекратилась, а работники разошлись. Деккеры, однако, все еще оставались на участке и проверяли фундамент. Схюлера никто из них не видел. Деккер-старший насчет книги ничего толком не знал, но живо заинтересовался, чего она могла бы стоить, и не замедлил заявить, что, по сути, находка должна принадлежать ему. Он даже начал поносить уже покойного работягу за то, что тот без спросу отнес фолиант к Схюлеру. Ван Агтерену не оставалось ничего иного, как напомнить, что все находящееся на земле принадлежит градоначальству Тилбурга – и Деккеру лучше помалкивать, пока насчет происхождения книги не возникнет полная ясность.

Деккер согласился, хотя и неохотно.

Когда ван Агтерен откланялся, Деккер его неожиданно спросил:

– А кто сюда шел за тобой следом?

– Я пришел один, – ответил ван Агтерен, – со мной никого не было.

– Я готов поклясться, что за тобой кто-то шел по пятам, – возразил Деккер, – здоровенный мужчина в черном. Я подумал было, что священник.

Ван Агтерен недоуменно попрощался и был таков. Пусть Деккер сам разбирается со своим мороком! Но внезапно в его голове зазвучала фраза бедолаги-мастерового, брошенная прошлой ночью, – и на обратном пути ван Агтерен то и дело цепко поглядывал по сторонам.

* * *

На крыльце его встретила Эйлин. Ее лицо, освещенное пламенем свечи, превратилось в фарфоровую маску.

– Твоего отца никто не видел, – сообщил ван Агтерен.

– Идем, – вымолвила она и повела ван Агтерена в кабинет ученого.

В книге открылась вторая страница. На ней присутствовал анатомический портрет ее отца, да такой, что вызвал бы зависть у самого Везалия[33]. С одной стороны безукоризненно изображалась правая половина лица Схюлера, но отчего-то с широко открытым ртом, как будто его изобразили в момент вопля. Другая половина, левая, была без кожи, а в явленной наружу плоти копошились странные насекомые с четырьмя когтями, различимыми вокруг пастей, и челюстями-хелицерами, торчащими из брюшка.

При этом какое-то насекомое вылезало прямо из пустой глазницы Схюлера.

– Кто-то играет в жестокую игру, – прошептала Эйлин, и ван Агтерен решил, что это намек на подозрение в его адрес.