Ауд являлась прядильщицей судеб, сейдконой,[25]но впервые в жизни она не могла узреть картину будущего целиком. В мире случилось нечто серьезное. Многие месяцы она тщетно пыталась понять причину. Она лишь знала, что некоторые нити в рисунке судьбы оборвались, а в полотно времен вплелась темная канва.

Разрушение и кровопролитие. Новое пришествие древних богов.

Смерть.

Даже если человечеству суждено погибнуть или погрузиться в боль и хаос, сейдконе нельзя было вмешиваться. Ауд понимала свое положение. Ей не полагалось влиять на судьбу мира, но удержаться она не могла. Хотя она изрядно ослабела (не то что в молодости), Ауд всю свою жизнь противостояла Хаосу, который пытался возобладать над строгим порядком Вселенной. Смерть не страшила ее. Сейдкона лишь боялась, что та заберет ее раньше срока. А ей надо завершить начатое.

Она оторвана от родины и своего народа. И она нарушила правила.

Два дня назад сейдкона окончательно и бесповоротно переступила черту. Ауд вплела нити собственной судьбы туда, где узор начинал путаться.

Роженица запрокинула голову, ее глаза расширились, как у перепуганного животного. Сейдкона торопливо обхватила негнущимися пальцами прялку. Женщина завыла, забилась и выгнулась дугой, покорная магии Ауд.

Прядильщица подхватила выскользнувшего младенца. Девочка. Мертвая. Губы и веки у нее оказались темно-голубые. Ни искры жизни, ни сердцебиения.

Она была мертва уже часа три, никак не меньше.

В дверь забарабанили. Послышались грубые голоса и конское ржание. Сейдкона крепче сжала в руке прялку. Пальцы быстро заработали. Она спасет ребенка. В полотне мироздания свое место есть у каждого. Девочка получит бесценный подарок — долгую жизнь, полную будничных чудес. И это будет последнее дело Ауд в лесу.

Она прижалась губами к ротику малышки и произнесла только одно слово. Она вдохнула его в младенческие легкие в тот самый миг, когда дверь с грохотом распахнулась. В хижину ввалились солдаты. Новоиспеченная мать закричала. Сейдкона подняла глаза, но увидела лишь мужские силуэты на фоне распахнутой двери.

Ауд выволокли наружу и швырнули на седло, разорвав ее кожаный плащ и стащив с седой головы капюшон.

Из домишки донесся плач ребенка, поначалу слабый, потом более громкий и уверенный. Сейдкона улыбнулась. В этот миг что-то острое ударило ее по черепу, и мир вокруг померк.

Спустя пару часов она очнулась от яркого света. Она все так же валялась на седле, привязанная веревками. В нос бил запах кожи и солоноватый конский дух. Позади нее сидел римлянин.

Легионеры приехали за сейдконой по ее собственному велению, но ничего даже и не подозревали. Благодаря умелым манипуляциям с нитями судеб Ауд в скором времени предстояло очутиться в самом сердце тьмы. Она станет частью нового рисунка. Там ей суждено умереть. Она знала. Впрочем, иного выбора не было.

Из рассеченного лба текла кровь, пятная бледную кожу бедра. Рука всадника, державшая ее за талию, пошевелилась. Ауд, оскалив зубы, зарычала.

— Она приходит в себя, — произнес он. Язык лесных жителей давался ему с огромным трудом. — Я — Марк Агриппа. Ты едешь с нами в Рим.

Палящее солнце напекло императору макушку. Октавиана везла колесница, запряженная четырьмя белыми конями. Он облачился в расшитую золотом тогу, безупречными складками задрапированную поверх туники. На голове красовался лавровый венок.

Он спокойно взирал на толпу римлян. Ему словно и не мерещился враг, затаившийся в гуще зевак. Он будто и не ведал, что земля содрогнется и Рим превратится в руины. Им предстоит война с чудовищем, и союзники Октавиана должны не сомневаться, что власть дарована ему богами.

Но где Марк Агриппа? Легионеры отправились в разные концы света, чтобы заручиться поддержкой, необходимой Октавиану. Прошло много месяцев, но ни один из них не давал о себе вести. А вдруг Агриппа столкнулся с ней? Конечно, он, Октавиан, виноват. У него не хватило духу рассказать военачальнику о том, что Клеопатра воскресла.

Натянуто улыбаясь, Октавиан ехал по улицам столицы, следуя за «трупом» поверженной царицы Египта. Скульптор придал изваянию мертвой Клеопатры с гадюкой на груди поразительное сходство с оригиналом. Ее несли на пышно украшенных цветами носилках. По обеим сторонам брели ее дети с тяжелыми цепями в руках. Самый младший шагал впереди. Селена шествовала с горделивым видом. Распущенные волосы девочки струились по спине. Лицо окаменело. Селену словно высекли из того же мрамора, что и мать.

Жестокая шутка судьбы! Марк Антоний, который не нуждался в наследниках, стал отцом по меньшей мере четырех сыновей и нескольких дочерей. А Октавиану боги ниспослали только одно дитя — девочку, не способную быть преемницей императорской власти. Одиннадцатилетняя дочь Юлия сидела в колеснице возле Августа. Однако Римом не могли править женщины.

Октавиан погрузился в неприятные мысли о царицах. Со времен Александрии он ночи напролет проводил без сна. Он мерил шагами покои, неотвязно преследуемый картинами, которые увидел в глазах Клеопатры. Крылатые твари и палки, мечущие молнии. Груды трупов в придорожных канавах. Сражающиеся дети, женщины, мужчины. Он задремывал лишь на час, просыпался с неизменным криком и выскакивал из кровати. Октавиан нанимал сказителей и музыкантов. Они без устали развлекали императора песнями и преданиями об отважных героях и славных победах. Но и при свете дня он боялся, что его одолеют кошмары. Он опасался даже слишком сильно откидываться на подушки и расслабиться.

Наверное, он лишился рассудка, когда отправил своего главного защитника на поиски странных людей. Ведьм. Колдунов. Спасителей. Вероятно, их вообще не существует.

Октавиан попытался взять себя в руки. Агриппа и его люди выполнят повеление императора. Полководец не одобрял и не понимал выданных ему указаний, однако Агриппа отвечал не за все. Октавиан должен встретить ее во всеоружии, как Александр Великий. Он прибегает к не вполне обычным средствам. Но здесь нет ничего постыдного. Биться-то предстоит с существом, чья природа далека от человеческой. В распоряжении Рима — легионы, сто пятьдесят тысяч солдат, готовых выступить в поход по первому его слову. Плюс еще триста пятьдесят тысяч человек, если брать в расчет солдат, стоящих на союзных территориях. Правда, она обладает огромной силой, поэтому Октавиану надо нечто большее, чем армия. Он запретил колдовство в Риме, но сейчас ситуация изменилась.

В конце парада Октавиан предстал перед народом и принял новое имя. Этот миг он многие годы рисовал в своем воображении, но тот не принес ему никакой радости. Имя «Август» он выбрал с намеком на то, что его правление предсказали жрецы-авгуры. Теперь секстилис — месяц, в котором он завоевал Египет, будет назваться в честь победителя. Август, посчитал Октавиан, станет ежегодным напоминанием о том, что подданные Клеопатры сдались.