Дальнейший внешний осмотр не дал никаких новых результатов. Некоторые узлы в принципе показались Вадиму знакомыми, но внутренности машины были так тесно и замысловато сплетены в единую схему, что ее истинное предназначение, цель, для которой она конструировалась, оставались полнейшей загадкой.

Пока что он мог с полной определенностью сказать только одно — эти механизмы уничтожали органику, изменяли рельеф и пытались охотиться на людей.

В чем крылся смысл перечисленных действий, он надеялся узнать у своей новой знакомой, когда та очнется; сейчас же следовало уходить отсюда, причем чем дальше, тем лучше — это Вадим осознавал абсолютно четко.

Он задержался у поверженного механизма еще на несколько минут, вырвав из его чрева несколько серых прямоугольников. Они оказались легкими и очень твердыми. Нити, связующие их с обшивкой, лопались с большой неохотой, хотя своей толщиной походили на волос.

Наковыряв с десяток прямоугольных пластин, Вадим поднял автомат и бегом кинулся назад, к холму.

* * *

Лес, на окраине которого остался челнок, отсюда не был виден вообще, но Вадим спокойно ориентировался по солнцу, без приборов. Там, где много лет назад он «отбывал» обязательную воинскую обязанность во славу идеи интернационального братства всех Человеческих миров, от некоторых первобытных навыков в конечном итоге зависела твоя жизнь, так что наука въелась крепко…

«Ничего… Прорвемся…» — подумал он, взваливая на плечи закутанное в рубище тело старухи. Она дышала хрипло, надсадно. Еще бы… В ее-то возрасте попасть под гравитационный удар, потом завалить такую махину…

Солнце медленно карабкалось вверх по небосклону и уже палило нещадно, несмотря на ранний час. Вадим шел по песку, поросшему редкими пучками чахлой желто-зеленой травы, утопая в нем по самые щиколотки, — все-таки груз на плечах оказался приличный.

Определяя направление, он сознательно уклонился в сторону от челнока, рассчитывая выйти к лесу в нескольких километрах от него. Космический корабль являлся слишком яркой приманкой для любых детекторов, и ломиться к нему напролом не стоило.

Спустя два часа, преодолев по диагонали примерно десять километров, он достиг кромки синего леса.

Узловатые фиолетовые стволы образовывали непроходимые заросли, чащобу, в молчаливой стене которой на первый взгляд не угадывалось никаких прорех, не бросались в глаза даже звериные тропы. Следов человеческой деятельности не было и подавно. Никаких просек, вырубок, линий электропередачи… Девственная, не тронутая цивилизацией природа.

Некоторое время Вадим шел, маскируясь редким кустарником, который рос на границе леса и пустыни. Он не останавливался, чтобы не сбиться с тупого, монотонного ритма шагов, не пустить в свое сознание усталость Он собирался пройти еще как минимум пару километров, но конец изнурительному марш-броску положила внезапно очнувшаяся женщина.

Вадим уже несколько минут ощущал, что она начинает подавать признаки жизни: дыхание стало более ровным, потом притихло вообще, будто она, придя в сознание, затаила его…

— Стой… — внезапно раздался над самым ухом ее хриплый, надтреснутый голос.

Вадим продолжал монотонно переставлять ноги.

— Очнулась? — спокойно поинтересовался он.

Дыхание опять появилось, она засопела, обдумывая его фразу.

— Поставь… На землю…

Вадим отрицательно мотнул головой.

— Отдыхай. Нужно уйти подальше. Нас могут преследовать.

Опять несколько секунд тишины, нервный, судорожный вдох, слабое шевеление на плече.

— Не будут… Ты убил Фага… Новый придет не скоро…

— Ой ли?

— Не понимаю…

— Я спрашиваю, ты уверена?

— Да… Поставь меня на землю…

— Ну хорошо. — Вадим сдался. — Приехали… — Он медленно присел. Старуха с удивительным проворством соскользнула с его плеча и тут же отпрянула в сторону.

Ну и пусть себе порезвится… Вадим скинул с плеча самодельный, изготовленный из рубашки рюкзак, в котором жалобно хрустнули вырванные из нутра машины блоки, присел, оперся спиной о ветвистый, пружинящий куст. Автомат, который он нес всю дорогу, удерживая за цевье, лег рядом в пожухлую траву.

Старуха стояла в напряженной позе, разглядывая его, как какую-то невиданную тварь.

Вадим молчал, казалось, что он вконец обессилел и вот-вот потеряет сознание, но на самом деле он сидел в нечеловеческом напряжении, ожидая, что же последует дальше, во что выльется эта загадочная встреча?..

Рука расслабленно лежала на теплом пластиковом прикладе древнего оружия. Патронов в нем не было, но как дубину использовать можно.

Наконец затянувшаяся немая сцена начала действовать ему на нервы.

Интеранглийский Вадим знал в пределах разумного, насколько того требовало межпланетное общение. Говорил он на нем бегло, но с акцентом. Повсеместное употребление данного языка пошло на убыль несколько десятилетий назад — с падением централизованной власти Конфедерации везде повылазили полузабытые национальные традиции. Не избежала их и Земля. Родным языком Вадима Полуэктова был русский, и сейчас в голове вертелось несколько фраз, адекватных ситуации, но…

Почему-то эта старуха, внешне похожая на ведьму, с глазами голодной волчицы, не вызывала в нем ни настоящего страха, ни тем более — гневливости.

Усталость, раздражение — плохие советчики, тем более когда информации ноль, а проблем по горло. Поэтому Вадим спокойно выдержал ее взгляд, улыбнулся краешком губ и спросил:

— Что же ты так на меня смотришь, мать?

Она едва заметно повела бровью.

— Откуда ты взялся?

«Это у них тут такая форма благодарности за спасение…»

— Издалека… — вздохнул он. Дотянулся до рубашки, порылся в ее складках, шурша завернутыми в нее пластинами, нашарил нагрудный карман, вытащил оттуда сигареты. — Может, не будешь смотреть волком, присядь, поговорим?

Она продолжала напряженно сверлить его взглядом.

— Что такое «волком»? — неожиданно спросила она.

— Зверем, — пожал плечами Вадим, прикуривая сигарету. — У вас тут волки не водятся… Да и у нас тоже… Реликтами стали…

Она слушала его, напряженно наблюдая, как разгорается на кончике сигареты едва заметный при свете дня уголек. Когда сизый дымок достиг ее обоняния, старуха скривилась и… чихнула.

— Будь здорова… — буркнул Вадим, которому надоело напряженно сидеть в ожидании внезапного подвоха.

Она непонимающе уставилась на него, а потом лед в глазах старой женщины вдруг подтаял. Может, до нее наконец дошло, что Вадим имел более чем достаточно времени и мог сто раз разделаться с нею тем или иным способом? Стоило для этого волочь ее два часа по пустыне.