В пабе почти никого не было, не считая старика, который выпил свою пинту и теперь читал газету, всем своим видом олицетворяя воскресную праздность.

Гэвин встал и подошел к музыкальному автомату с намерением завести его. Автомат оказался выключен. Играла кассета с легкой музыкой. “Величайшие хиты “Симпли Ред”.

– Блин, кассету врубили, – пояснил он Виктору, который при этих словах издал недовольное ворчание, спрыгнул со стула и направился в сторону бара.

– Что за фигня с автоматом? – спросил он у тетки, которая протирала бокалы за стойкой.

– Сломался, – ответила она.

Виктор пошарил в кармане куртки-бомбера и вытащил кассету – сборник “Платинум брейкз-Метал-хедз”.

– Поставь-ка для нас.

– Это что? – поинтересовалась барменша.

– Драм-н-бейс, но сойдет.

Женщина с сомнением оглянулась на старика с газетой, но все же подчинилась и сунула кассету в магнитофон.

Через двадцать минут Виктора с Гэвином торкнуло, и они принялись колбаситься в опустевшем пабе. Старик оторвал взгляд от кружки с пивом и посмотрел на них. Виктор показал ему поднятые большие пальцы, и старикан отвернулся. Музыка стекалась в них со всех сторон. Таблетки оказались просто отменными.

– Джей Мэджик. Погоди, вот начнет этот засранец играть! – проорал Виктор Гэвину.

Наплясавшись, они уселись передохнуть и потрепаться.

– Вот эти таблетки, мужик, нах вставляют, гораздо лучше, чем то дерьмо, которое я ночью пробовал, – признал Виктор.

– Это точно, они рулят.

– Слушай, брат, дело не в нас с тобой, ты ведь знаешь… – Виктору трудно было подобрать нужные слова. В конце концов, это же Гэв…

– Вот что я тебе скажу, Виктор, врать не буду, я тебя уважаю, мужик. И всегда уважал. Нуда, ты мне нравишься. Ты ведь свой парень. Мы с тобой тусили в одной компании, типа с Томми, пока он копыта не отбросил, Кисбо, Нелли, Картошка, все дела. Ты мне нравишься, чувак. – Гэвин обнял Виктора, и приятель ответил ему взаимностью.

– Ты мне тоже нравишься, парень, ты и сам знаешь… Гэвин, если честно, ты ваше клевый мужик. О тебе никто и плохого слова не скажет.

– Но, блин, этот чувак, Билли Стивенсон… Я прям охуел…

– Да я сам охренел. Лучше бы она трахнулась с каким-нибудь козлом долбаным, чем с этим пиздюком.

– В точку. Он, ублюдок, меня всегда бесил.

– Уж такой он и есть. Как только пташка чувствует себя уязвимой, несчастной, тут-то он на нее и вешается…

– Я не такой, – возразил Гэвин. – У нас с ней все было по-другому. Я бы и пальцем не пошевелил, если бы думал, что между вами еще что-то есть. Я девчонок своих приятелей не охмуряю. У меня и в мыслях ее не было до вчерашнего вечера в “Трайбал”. Чувак, я тебе как на духу говорю. Мамой клянусь.

– Мужик, я тебе верю, просто трудно с этим смириться, после трех-то лет…

– Слушай, брат, ты уверен, что правда любишь ее? Может, любовь прошла, а ты все надеешься, в глубине души ждешь, что… В смысле… У меня так с Линдой было… Честно тебе скажу… Все прошло, мужик, а я, как дурак, все надеялся. Не знаю зачем, но все ждал чего-то…

Виктор на минуту призадумался. Он не отпускал Гэвина, это казалось особенно важным. Боль в скуле превратилась в восхитительное покалывание. Он обхватил Гэвина за плечи, и челюсть пульсировала в такт их глубокому единению. Возможно, все так и есть, и между ними с Сарой все кончено. Они постоянно ссорились. Между ними встало напряжение и недоверие, которое теперь, когда открылась неверность обоих, вряд ли можно было перебороть. Возможно, стоит отпустить ее и двигаться дальше.

Над ними грохотал Фотек.

– Заебись кассетка, – согласился Гэвин.

– “Металхедз” клевый лейбл, чувак. У нас в Шотландии драм-н-бейса не услышишь, нет у нас реального драм-н-бейса.

Гэвин знал, что по крайней мере раз в месяц Виктор ездил в Лондон на воскресные тусовки, которые “Металхедз” устраивали в “Блу Ноут”. Сам он раньше эту музыку не понимал, ему больше были по душе гараж и соул, но теперь все встало на свои места. Это была музыка к фильму. К их фильму. Два друга, два товарища, два шотландских воина большого города, сошедшихся в битве за сердце прекрасной девушки, которую оба они полюбили. Это был саундтрек к ужасному и восхитительному фильму. К фильму под называнием “Жизнь”. К безумной и прекрасной нелепице.

– Слушай, мужик, что бы ни произошло между нами и Сарой, я хочу, чтобы мы остались друзьями. Хочу как-нить поехать с тобой в Лондон на “Металхедз”.

– Круто! – Виктор крепко обнял Гэвина. Гэвин поцеловал Виктора в скулу.

– Прости, мужик, что ударил тебя. Прости!

– Гэв, ты мне ваще-та здорово врезал! Впервые видел, как ты кому-нибудь дал жару, твою мать! Я-то всегда думал, что ты у нас типа здоровяк-тихоня. Картошка говорил, что ты всегда сраной неженкой был, в школе и все такое, ну так это Картошка. Ему спиздеть – раз плюнуть, без перчика никак. Я слегка охренел, парень, честно-то говоря. Мать твою, Гэв, вот это да! Ба-бах! – Виктор потер скулу. – Вот что я скажу, Гэв, теперь я себя классно чувствую, там пульсирует и все такое.

– Круто. Я рад… Рад, что ты это так позитивно воспринимаешь, понимаешь, о чем я? Рад, что я для тебя что-то хорошее сделал, мужик. В смысле, я как раз хотел бы заниматься этим по жизни: нести людям позитив. Вот моя единственная цель. И что же я сделал? Пошел и дал по морде своему другу! Это не я, Вик, ты ведь знаешь – это не я! – Гэвин потряс головой, и его глаза наполнились слезами.

– Знаю, Гэв, знаю. Слушай, чувак… Любовь – в ней вся фишка. – Виктор протянул руку, и Гэвин пожал ее. Затем Виктор раскрыл ладонь и провел указательным пальцем по длинной, глубокой линии жизни на ладони у приятеля. – Поглядим, что она скажет, пусть решает любовь, – продолжал он.

Гэвин заглянул в ясные, расширенные зрачки Виктора. Его душа была чиста, он не испытывал ни малейших смешанных чувств по отношению к другу.

– Так и поступим, – прошептал он и снова обнял Виктора.

– Точно, – согласился тот и широко улыбнулся.

– За Виктора и его трофей! – со значением провозгласил Гэвин, а потом рассмеялся. – Да нет, я должен бы сказать: за Гэвина и его трофей! А… К черту, пусть победит сильнейший чувак!

Они чокнулись.

Доктор Ормистон усадил Сару в кресло. Он смотрел на нее сверху вниз, а она испуганно пялилась в потолок. Да, девчонка хоть куда, короткая юбка открывает длинные ноги, руки скрещены на весьма привлекательной груди, каскад каштановых волос ниспадает на подголовник кресла. Да, признал Ормистон, совершенно ясно, почему эти бычки навели такой шорох. Он ощущал трепет по мере того, как запах девушки и аромат ее духов наполняли его ноздри. Ничто не может сравниться с сочной плотью молодой самки, подумал он и облизнул губы.