люди сочли этот день несчастливым» [Бируни, 1957, с. 373]. После этих событий для персов содержательная сторона 10-го дня месяца — дня ашуры и всего месяца мохаррам приобрела другое значение. Персы-шииты первые десять дней месяца посвящают оплакиванию мученической смерти Хусейна, в течение всего месяца проводят различные религиозные обряды, в процессе выполнения которых воспроизводятся события 10-го дня месяца мохаррам (61 г.х.).

Для понимания значения для персов торжественных дней мохаррама обратимся к истории.

Хусейн, находящийся в Мекке, получил от жителей г. Куфы тайное сообщение, что они готовы к восстанию против вступившего на престол Иезида, сына Муавия, для свержения династии Омейядов и просят Хусейна встать на сторону войска правоверных. Однако Иезид также был осведомлен о готовящемся восстании, и прежде, чем оно началось, и Хусейн достиг Куфы, Иезид был отстранен от управления Куфой, и на его место был назначен Убейдулла б. Зияд, правитель Басры, который подавил восстание. Навстречу Хусейну, оказавшемуся между двух огней, Убейдулла выслал отряд под командованием ал-Хурра, чтобы схватить его. Однако Хусейн в речи, обращенной к всадникам, объявил себя халифом и потребовал подчинения себе. Эта встреча произошла в 1-й день месяца мохаррам 61 г.х. (680 г.). На помощь Ал-Хурру был выслан четырехтысячный отряд сирийцев, и, несмотря на желание Хусейна возвратиться обратно в Мекку, раз от него отказались куфинцы, лагерь Хусейна в ночь на 10-й день месяца мохаррам был окружен в месте Кербела («горе и печаль», как сказал Хусейн) войсками Омара б. Саида и Шимра «проклятого», как его называли персы. В субботу утром 10-го дня месяца мохаррам 61 г.х. Хусейн приготовился к смерти, и, как только Шимром была пущена стрела, загорелся бой. Хусейн был ранен мечом в голову, малолетний сын его Абдуллах, сидевший у него на руках, был убит стрелою. Со словами: «Подлинно мы принадлежим Богу, и к Нему мы возвратимся», положив труп ребенка на землю, он отправился к реке Евфрату напиться, но был ранен в лицо. Племяннику Хусейна — Аббасу отрубили руку, и когда пал Хусейн, то Шимр и его всадники проскакали по трупу «князя мучеников», как его называют персы, пока тело имама не превратилось в кровавое месиво.

С тех пор ежегодно в первые десять дней месяца мохаррам все персы переживают трагическую гибель имама и его семейства. Люди пребывают в глубокой печали, как будто гибель имама произошла вчера. Путешественники свидетельствуют, что до настоящего времени разыгрываются мистерии, в которых рассказываются и представляются события 10 мохаррама 61 г.х., а зрители являются не только соучастниками действа, но теми, кто скорбит о несчастные убиенных.

Приведем одно из описаний праздника Мохаррам конца XIX — начала XX в. Оно принадлежит русскому путешественнику Л. Богданову, который писал в 1909 г., что во время праздника Мохаррам на всех перекрестках больших улиц воздвигаются черные палатки, в которых рузеханы («чтецы») рассказывают в трогательных словах историю гибели имама и его семейства, ежедневно проходят мистерии, так называемые тазийе, что означает «оплакивание». И действительно, когда на сцене идет печальная драма Кербелайской степи, рыдания слышатся со всех сторон, зрители в религиозном экстазе бьют себя в грудь и рвут на себе платье. Во время мохаррамского траура все ходят с расстегнутыми воротниками: это, вероятно, должно обозначать, что печаль так велика, что нет времени и желания следить за своей одеждой. По всем улицам начинают ходить траурные процессии, участники которых носят богато разукрашенные знамена, носилки, чтобы подбирать раненых во время Кербелайской битвы, особое знамя с изображением руки Аббаса. По всему городу проходят представления утром и вечером в специально для этого предназначенных зданиях — такийе. Здания эти строятся и поддерживаются на средства частных лиц, и устройство их есть богоугодное дело, подобно постройке мечети или школы. Есть среди них такийе, в которых размещаются несколько тысяч человек, а исфаханская мечеть вмещает 20 000 зрителей.

В Тегеране самая большая такийе, по словам Л. Богданова, носила название «Шахская», так как содержалась на средства шаха и примыкала к дворцу с южной стороны. Это огромное круглое здание без крыши, вместо которой натягивался парусиновый тент. Центральную часть занимала эстрада, на которой происходило действо. Вокруг нее оставляется дорожка для действующих лиц. По стенам — ложи партера, называемые тахтче, а над ними — ложи других ярусов, балахане. Стены совершенно закрыты дорогими коврами, драгоценными керманскими и кашмирскими шалями и золототкаными платками. Всюду висят зеркала, часто очень старой венецианской работы, весьма ценимой в Персии. Лампы и канделябры, любимое украшение персидского дома, сверкая хрустальными подвесками, в неимоверном количестве расставлены повсюду. Над входной дверью висят две написанные на стекле фигуры. Одна в стоячем положении, в зеленой чалме — это Пророк, другая в сидячем — с мечом в руках, платок опускается по арабскому обычаю с головы на плечи — это сам повелитель правоверных. Ложи устраиваются обыкновенно частными лицами, соперничающими между собой в богатстве и украшениях, которые обычно после окончания мистерии приносятся в дар шаху. Вход открыт для всех: и нищий, и солдат, и носильщик сидят рядом с купцом и вельможей, курят с ними из одного кальяна и пьют из одной чашки воду со льдом, разносимую благочестивыми людьми в память страданий от жажды, которые претерпевало семейство имама на Кербелайской равнине. Как добавляет путешественник, «égalité, fraternité» — дело не только этих дней, а вообще всей жизни персов, где нищий и усталый путник всегда найдет себе место за столом вельможи и отдых в его доме [Богданов, 1909, с. 52].

Как отмечал в 1886 г. автор, скрывшийся под инициалами Д.К., во время всех действий царят спокойствие и порядок. Однако у входа в театр порядок поддерживался шахскими фаррашами, вооруженными длинными гибкими прутьями, которыми они «награждают» публику, если происходит давка. Здание поражало европейца своей грандиозностью и великолепием. Руководит действием режиссер, он ходит по сцене и подсказывает актерам их роли, которые большинство исполнителей знают наизусть. Хотя декорации отсутствуют, но все построено таким образом, что сами зрители становятся в то же время действующими лицами трагедии. В случае если надобно изобразить войско Хусейна, находящееся в пути, то по дорожке вокруг эстрады движутся нескончаемые караваны верблюдов, мулов и верховых лошадей изумительной красоты, украшенных драгоценностями и дорогими тканями. Говорят, что число их доходит до двух тысяч. Зрителей не смущает, если атрибутами действа VII в. являются предметы современного им интерьера. Так, эмир Тимур, идя походом на Сирию, может разъезжать в английском шарабане, а царь Соломон, повелевающий джиннами и передвигающийся