Впрочем, народный умелец быстро взял себя в руки.

— Нет, если, конечно, вверх, тогда ещё хуже… — вынужден был признать он. — Улетит — хрен поймаешь… Поначалу-то новорождённый всё видит правильно, а потом начнут переучивать, и у него в головёнке верх и низ местами меняются. Вот и медики то же самое говорят… — Андрон потянулся к кружке, отхлебнул чайку, помолчал, недобро усмехаясь. — Коперник этот со своими приколами… — ворчливо добавил он. — И никто, главное, не хочет… не то что мозгами пошевелить — глаза открыть хотя бы! Ну выйди за порог, сам посмотри, что вокруг чего крутится! Глупый мы народ, доверчивый…

— Но ведь Земля действительно вращается вокруг Солнца, — рискнул возразить Димитрий.

— Да мало ли что вокруг чего вращается!.. Солнце вон тоже вокруг центра галактики вращается. Что ж теперь, от центра галактики отсчёт вести? Привязали Землю к Солнцу, как рубль к доллару, и ещё чему-то радуемся, придурки… Мы ж не на Солнце живём, в конце-то концов! Раньше вон, при системе Птолемея, посмотришь вверх — и сразу видно, где что… А нынче на бумаге — одно, на небе — другое… А! — И Андрон Дьяковатый в сердцах махнул рукой.

В молчании съели по бутерброду.

— Этак можно и до плоской земли на трёх китах дойти, — осторожно заметил Уаров.

— Когда-то так всё оно и было, — кивнул Андрон. — А потому что дети родителей почитали! Сказал батяня, плоская Земля — значит, плоская. На трёх китах — значит, на трёх…

— Хм… — озадаченно отозвался Димитрий. — То есть получается: если всем внушить, что наша планета…

— Да запросто! — не дослушав, подтвердил умелец. — Вон в России до девяносто первого года Бога не было, а после девяносто первого взял вдруг и появился. Ты прикинь: Бог! Не абы кто! А тут всего-то делов: одну планетишку сплюснуть. Только кто ж нам такое позволит… — примолвил он, покряхтев. — Думаешь, Америка зря космос осваивает? Это она так шарообразность Земли нам в извилины втирает. Ей ведь, Америке, плоский мир — нож острый: вся как есть со своими хвалёными небоскрёбами на горб киту ссыплется… если, конечно, со стороны Старого Света плющить…

Допили чай, доели бутерброды, оставшееся вернули в рюкзак. Андрон подошёл к борту и с удовольствием оглядел ещё не успевшую выгореть степь.

— Ну вот и аномалка пошла… — облокотись на самодельные поручни, заметил он. — Знаешь, что такое аномалка? Это, брат, такие места, куда людские предрассудки не добрались… Или, скажем, выветрились… Душой отдыхаешь…

— А как же «бытиё определяет сознание»? — укоризненно спросил Димитрий, облокачиваясь рядом. — Вы с этим тоже не согласны?

— Почему не согласен? — удивился Андрон. — Согласен. А с чем тут не соглашаться? Это ж всё равно что «казнить нельзя помиловать»! Поди пойми, кто там кого определяет. — Сплюнул за борт, усмехнулся. — Думаешь, раз в Бога не веруешь — значит, уже неверующий? Настоящий неверующий, чтоб ты знал, вообще ни во что не верит. Даже в то, что Бога нет…

* * *

Ветер так и не усилился. Время от времени из лесопосадок выходил любопытный лис и, замерев, с тревогой смотрел на медлительное колёсно-парусное чудище. Потом по просьбе Димитрия Андрон вынул из мешка машинку и начал инструктаж.

— Куда тебе? — равнодушно осведомился он, запуская пятерню в нутро бредового агрегата.

Уаров сказал. Андрон Дьяковатый медленно повернул голову к попутчику, внимательно его оглядел.

— Ох, что-то ты крутое затеял, — промолвил он наконец.

— Что… не достанет? — упавшим голосом спросил тот.

— Достать-то достанет… А ты там выживешь?

— Н-ну… это уж моё дело.

— Ага… — неопределённо отозвался Андрон и, насупившись, снова принялся что-то крутить в механических потрохах. — А с координатами как?

— Известны… более или менее…

— Более или менее… — Андрон только головой покачал, дивясь беспечности своего пассажира. — Имей в виду, наводить будешь сам. Вручную. На глаз. Значит, так…

— Погодите, — прервал Димитрий умельца и полез за блокнотом. — Лучше я запишу. У меня на термины память плохая…

— Термины! — осклабился тот. — Ну, записывай… Эту хрень — видишь? Её сдвигаешь сюда, сам смотришь в эту вот хренотень, а этими двумя хреновинками…

Растолковывал долго и обстоятельно. Димитрий смотрел и зачарованно кивал, запоминая. Записывать раздумал.

— Во-от, — закончил объяснение Андрон. — Когда нашаришь, кликни. Имей в виду, в аномалку мы въехали, так что машинка уже фурычит. Вполсилы, правда, но ты с ней всё равно поосторожнее. Никакой другой фигни не трогай — только ту, что показал. А я, пожалуй, пойду клопика придавлю… После вчерашнего, что ли, разморило…

Солнышко припекало, поворотов не предвиделось аж до станции Красный Воруй. Шкипер бросил на палубу пару старых ватников и возлёг в тени паруса, благосклонно поглядывая на старательного Димитрия. Преклонив колени перед машинкой, тот припал глазом к некой линзочке и вовсю уже крутил ручки настройки. Судя по отчаянному выражению лица, дело не ладилось… Ничего. Не боги горшки обжигают. Научится. Андрон повернулся на другой бок и уснул.

Толком, однако, вздремнуть не удалось. И получаса, наверное, не прошло, а пассажир уже принялся трясти за плечо.

— Что? Уже? Быстро ты… — Шкипер сел, зевнул, хотел протереть глаза — и вдруг насторожился. Колёса побрякивали и постанывали как-то не так. С другой интонацией.

— Я правда ничего не трогал! — испуганно сказал Уаров.

Андрон огляделся. По-прежнему вяло вздувался брезентовый латаный парус, по-прежнему плыла за бортом ровная степь. Только плыла она теперь в противоположную сторону. Навстречу ей, в направлении Баклужино, с неправдоподобной неспешностью вздымая крылья, летела ворона. Хвостом вперёд.

— Ну да, не трогал… — сердито проговорил Андрон. — Само тронулось…

С кряхтением поднялся и, подойдя к машинке, перевёл сдвинутый рычаг в нужное положение. Окружающая действительность застыла на долю секунды и двинулась вновь. На этот раз куда следует.

Человека на шпалах они заметили издали. С какой-то тряпицей на голове, голый по пояс, он стоял, чуть расставив стоптанные кривые кроссовки, и, опершись на грабли, терпеливо ждал приближения платформы.

— Ну вот… — промолвил Андрон. — Только их нам и не хватало!

Кажется, шкипер был слегка встревожен.

— Кто это? — спросил Димитрий.

— Дачник.

— Попросит подвезти?

— Да нет… Видишь, голову майкой повязал?

— Вижу… И что?

— Немирной… — Андрон произнёс это с таким выражением, что у Димитрия по спине пробежали мурашки. Вынырнувшее из девятнадцатого века опасное словечко «немирной» было, в его понимании, приложимо исключительно к чеченцам времён генерала Ермолова.