– Ты правду говоришь?

– Слушай, Галь, кончай этот допрос. Достала.

– Черт! Обидно! Грета предупреждала!

– О чем?

– Что ты со временем будешь то, что надо. Но все равно ты для меня слишком молод.

– И ты для меня.

– Так что будем дружить, как раньше.

– Да. Что нам мешает?

– Мы с тобой редко видимся.

– Я бываю у вас дома довольно часто. Чаще, чем ты…

Ха-ха, сам затронул нужную тему.

– Да, но ты же общаешься в основном с маман. Для меня уже времени не остается.

– Галка, не дури!

– Я не дурю. Надо сказать, что мама от тебя без ума. Никита то, Никита се. Я уже слышать не могу слово «Никита». В хорошем смысле. О чем ты можешь с ней так много разговаривать?

– Много о чем. Она, правда, интроверт, тяжело раскрывается. Но очень незаурядная личность.

– У нас в семье все такие.

– Да? Ты разве тоже из этой семьи?

– Никита! Сейчас врежу! А как вообще получилось…

– Представляешь, она мне сама позвонила.

– Мама? Тебе позвонила?

– Да. Она попросила меня приехать ненадолго. Сказала, что ей очень плохо. Не в смысле самочувствия, а надо поговорить. И я каким-то образом ей помог.

– Каким образом?

– Не знаю. Но после разговора она повеселела. И сказала, что я могу приходить в любое время, она будет рада. Вот и все.

– А о чем вы говорили?

– Да я уже не помню.

– Понятно. Не хочешь рассказывать?

– Нет, правда не помню.

– А ты приходишь, потому что она зовет или сам?

– Когда как. В основном, она зовет. А иногда сам. Когда есть минута.

– А ты для чего приходишь? Мне хочется понять…

– Ну как – для чего? Ни для чего. Пообщаться.

– Я видела в гостиной мамин портрет.

– Да? Она все-таки повесила его? Зря!

– Почему зря?

– Мне кажется, у меня не получилось.

– Нет, ну почему же, сразу понятно, кто на портрете.

– Но дело же не только в сходстве.

– Ну, не знаю. Маме нравится.

– А тебе?

– Портрет как портрет. В целом – неплохо.

– А в частности?

– А в частности я не специалист по портретам. Наверно, тоже неплохо. Скажи, Никит, ты к моей маме … испытываешь что-нибудь… такое?

Никита несколько секунд смотрел на Галю, словно пытаясь осмыслить ее вопрос.

– Галь! Ты в себе?

– Могу спросить иначе. Испытываешь ли ты сексуальное влечение к моей матери?

– Что за бред! У тебя с мозгами…вообще… как?

– А что такого…

– А то! Думай, что несешь! Хоть иногда!

– А чего ты так разозлился?

– От дурости твоей!

– По-моему, я задала очень четкий осмысленный вопрос. И тебе надо так же четко на него ответить. Или это трудно?

– Знаешь, твоя мама очень…. нетривиальная. С ней интересно общаться, просто интересно, и больше ничего. Ты можешь это понять?

– Но ведь с Гретой было не просто интересно.

– При чем тут это?! Тебя это вообще не касается!

– Почему не касается? Грета – моя тетя, между прочим. У тебя с ней чуть ли не…

– Галя, закрой свой рот. Я ведь могу по-настоящему обидеться.

– Вот мне и захотелось узнать – может, ты теперь решил на старшую сестру перекинуться…Может, у тебя…

– Послушай, ты! Я не собираюсь с тобой обсуждать эту тему! Грета – настоящая женщина, возраст на это не влияет. А твоя мама – совсем другая, но тоже необыкновенная. Они обе не похожи ни на кого. А ты… не похожа на них. Ты стала обычная. Заурядная. Ты никакая.

Галя хотела его ударить, но Никита перехватил ее руку.

– Ты уже сейчас злобная. А в старости – вообще будешь… И от тебя любой сбежит, долго никто не выдержит.

Он отпустил ее руку, как отбрасывают грязную тряпку.

– Все! Иди! Ты меня бесишь. Катись на свою встречу.

Симоне показалось, что в квартире кто-то ходит. Она выглянула в коридор, зашла на кухню – там вообще было темно. Симона постояла, прислушалась – никого. «Если это призраки, то они мне не мешают. Пожалуйста». И вернулась в гостиную.

Ночью Симона проснулась от ощущения чьего-то присутствия. Ей снова послышались шаги. Она накинула халат, и вышла в коридор. В кухне горел свет. Удивляясь тому, что ей не страшно, Симона тихо подошла к кухне и увидела Галю, которая стояла перед распахнутым холодильником и сосредоточенно изучала его содержимое.

Симона, не произнося ни слова, ожидала, когда Галя ее заметит. Галя достала несколько свертков, развернула – ага, колбаса, а это что? сыр, нет, не хочу, вынула масленку. Отрезала несколько ломтей хлеба. И…вздрогнула, увидев Симону.

– Ой, господи! Ты меня напугала!

– А ты не ожидала меня здесь увидеть?

– Нет, просто…я думала, ты спишь.

– Ты думаешь, я ложусь в восемь вечера?

– Почему в восемь вечера. Сейчас два часа ночи.

– Я слышала, когда ты пришла.

Галя была немного обескуражена.

– Да? И почему же ты не вышла?

– Я решила, что ты не хочешь, чтобы я выходила. Объяснить, почему?

– Не надо, – хмуро ответила Галя.

– Может, ты поешь что-то более существенное, чем бутерброды?

– Ночью?

– А бутерброды ночью можно?

– Я хочу бутерброд с колбасой.

– Пожалуйста.

Галя налила себе чай.

– Ты будешь?

– Нет.

Симона села за стол напротив Гали, которая старалась избегать ее испытующего взгляда.

– Что у тебя случилось?

– С чего ты взяла?

Симона пропустила эту реплику мимо ушей.

– И все-таки – что?

– Ничего ужасного.

Симона молча ждала.

– Задержалась в Москве, опоздала на маршрутки, решила не ехать на электричке и переночевать дома.

– Это ты правильно решила. Но я спрашиваю, что случилось?

– Ничего.

Симона хотела сказать «Хорошо. Ничего – так ничего», но все же оставила дочери еще один шанс на откровенность.