— Лучшее, что я когда-либо ела.

Я подтолкнула к нему противень, металл заскрежетал о металл.

Он скрестил руки на груди, не делая ни малейшего движения, чтобы оторвать кусочек божественного десерта.

— И тебя не беспокоит, что оно каким-то образом пеклось, когда мы вошли?

Мои позвонки свело вместе, когда я проглотила кусочек персика. Я подняла голову повыше, стараясь расслышать какие-нибудь шаги этажом выше, прежде чем решила, что тот, кто умеет так хорошо печь, мне не враг. Конечно, это привело меня к мгновению озарения.

— Мы не одни, — пробормотала я в изумлении.

Римо не кивнул и не покачал головой. Он посмотрел на пирог, а потом на духовку позади меня.

— Ты выключила духовку?

Духовку? Конечно же, духовка. Так называлась коробка, из которой я взяла пирог. Я резко обернулась. Стекло больше не светилось.

— Могла ли она отключиться автоматически?

Он вздохнул и обошёл мою часть стола. Он открыл духовку. На этот раз ни горячий воздух не выходил из неё, и свет не горел.

— Может быть. Некоторые из них имели встроенные таймеры.

— Откуда ты так много знаешь о духовках? Является ли устаревшая электроника необходимым учебным планом для того, чтобы стать лусионагой?

Уголок его рта скривился.

— Удивительно, но нет. Я узнал о них от мамы. Раньше она управляла пекарней в этом городе.

Верно.

— Напомни, как это называлось?

— «У Астры», но она была не на этой улице. А рядом с гаванью, и поскольку эти камеры, похоже, построены на отдельных улицах, я сомневаюсь, что дедушка включил их в список.

Я потянулась и притянула противень обратно к себе, чтобы отломить ещё кусочек. Римо наблюдал, как я ем. Если бы он был другом, я, возможно, накормила бы его насильно, хотя бы для того, чтобы доказать, насколько это восхитительно, но он не был другом. Мне было всё равно, он мог бы уморить себя голодом. Ещё больше пирога для меня. Я напевала, проглатывая кусочек еды.

— Я тут подумал кое о чём… — сказал Римо.

— Ты? Думаешь?

Он слегка зажмурил один глаз.

— Расслабься. Я просто дразнила тебя. Может, ты мне и не нравишься, но я знаю, что ты умный.

Несмотря на то, что на лицо Римо падала лишь струйка дневного света, я заметила, как покраснели его щёки. Неужели он не привык к комплиментам? Я была почти уверена, что его каждый день хвалили друзья, семья и гарем женщин.

— И что? О чём ты подумал?

Грудь большого светлячка несколько раз поднялась и опустилась, прежде чем ему, наконец, удалось выдавить свой ответ.

— Я думал о пыли Карсина.

Я прищурила глаза, гадая, к чему он клонит.

Он кивнул на мою руку, на тёмные завитки, которые покрывали мою левую ладонь и обвивались вокруг каждого из моих пальцев.

— Она всё ещё у тебя на руке.

— Да, — медленно сказала я.

— Ты можешь вытащить её и использовать, как твоя мать?

Я опустила взгляд на свою татуировку.

— Я не знаю. Я никогда раньше не притягивала пыль.

Я даже не была уверена, что знаю, как её вытащить. Я порылась в своих воспоминаниях, пытаясь вспомнить, видела ли я когда-нибудь, как моя мать делала это, но не смогла вспомнить ни одного случая. Она всегда была так осторожна со своей пойманной пылью. Да, во множественном числе. Она не только завладела пылью бабушки Римо. В День Тумана она притянула виту другого Благого, и поскольку он умер после нападения на неё, она стала принадлежать ей. Обычно это было не так, но Нима не была обычной. Она была почти такой же необычный, как и я.

— Никогда?

Я прикусила нижнюю губу.

Тот факт, что я не имела ни малейшего представления о том, как извлечь её из своей кожи, должно быть, отразился на моём лице, потому что Римо спросил:

— Так ты не знаешь, как этим пользоваться, да?

Я покачала головой.

Он покрутил шеей из стороны в сторону. Раздался негромкий хруст.

— Не могу поверить, что я собираюсь научить тебя владеть оружием, которое ты могла бы использовать против меня…

— Прекрати это.

— Прекратить что?

— Если бы я хотела твоей смерти, ты был бы мёртв. Точно так же, как если бы ты хотел моей смерти, я была бы мертва, — я прислонилась бедром к прохладной кухонной поверхности. — И я не имею в виду в этом мире, поскольку смерть, похоже, не является окончательной.

Он долго смотрел на меня, как будто анализировал мои слова, пытаясь найти хоть одно, которое не звучало бы правдиво.

— Я видел, как твоя мать пользовалась ею. Она коснулась своей татуировки, затем медленно отдёрнула руку, и вита прилипла к кончикам её пальцев.

— И когда это ты видел, как она ею пользовалась?

Я не ревновала, но я была удивлена, что никто иной, а он видел демонстрацию.

— В лифте. Это было одно из моих… видений.

Ох.

— Она спорила с мамой. Должно быть, это было примерно в то время, когда она узнала о том, что случилось с моей бабушкой, потому что она спрашивала твою мать, правда ли это. Если бы она действительно убила Стеллу.

— Это та часть, когда ты говоришь мне, что моя мать высвободила свою пыль, чтобы отравить твою мать?

Он бросил на меня выразительный взгляд, прежде чем отвёл взгляд и потёр мочку уха.

— На самом деле, это моя мать высвободила свою виту, — он произнёс это так тихо, что я подумала, что ослышалась. — Твоя мама отступила назад и схватилась за шею, крича моей, чтобы она остановилась. Что она не хотела, чтобы до этого дошло. Моя мать не убрала её, поэтому твоя мать достала свою и создала что-то вроде щита.

Его глаза казались слегка расфокусированными, как будто он стоял в той же комнате, что и наши враждующие матери.

— Тогда прилетел твой отец, накричал на мою мать, угрожая вышвырнуть её из Неверры, а затем схватил твою и вылетел из калимбора.

Если бы только Грегор не открыл свой большой рот и не проболтался Фейт, что Нима убила его бывшую возлюбленную. Он настаивал на том, что информация просочилась наружу, что он не хотел вызывать раскол между моей матерью и матерью Римо. Хотя, зная любовь вариффа совать свой палец в каждый пирог, я готова поспорить, что его чрезмерное участие не было случайным.

— Трудно поверить, что наши матери были подругами, не так ли?

Я всё ожидала увидеть более молодую версию Нимы, расхаживающую по Морган-Стрит.

— Печально, что твоя мать не может простить мою за несчастный случай.

Он