с шарлоткой под взбитыми сливками, как из комнаты донесся оглушительный грохот.

— Клара, скорее сюда! — крикнула миссис Карнеги.

Когда я влетела в столовую, миссис Питкерн лежала без чувств на полу в окружении встревоженных дам. Ее муж стоял рядом с ней на коленях и держал ее за руку. Лицо ее было красным, дыхание — прерывистым и слабым.

Я открыла флакончик с нюхательной солью и поднесла его к носу миссис Питкерн. Едкий запах не привел ее в чувство. Дамы встревожились еще больше. Женские обмороки на светских приемах — явление обычное, но нюхательная соль, как правило, сразу же возвращала упавшую в сознание.

Я на секунду поднялась и шепнула на ухо хозяйке:

— Может быть, мистер Карнеги проводит мужчин в гостиную? Мне нужно ослабить ее корсет, чтобы облегчить дыхание.

Миссис Карнеги подозвала к себе старшего сына, вполголоса отдала ему распоряжение, и он тут же увел из столовой всех гостей — и джентльменов, и дам, — так что со мной и лежащей без чувств миссис Питкерн осталась только моя хозяйка. Мистер Холируд послал лакея за врачом, а я поспешно расстегнула ряд мелких пуговиц на спине платья миссис Питкерн и ослабила шнуровку на ее туго затянутом корсете. Распахнув ее платье пошире, насколько это было возможно в таких обстоятельствах, я опять поднесла к ее носу флакон с нюхательной солью. Безрезультатно. Тогда я широко распахнула ее лиф — гораздо шире, чем позволяли приличия, — и опять поднесла соль. На этот раз она шумно вдохнула и открыла глаза.

— Спасибо, Боже, — прошептала миссис Карнеги.

Я помогла миссис Питкерн сесть, чтобы ей стало легче дышать.

— Благодарить надо не Бога, — с трудом выговорила она между двумя хриплыми вдохами, — а вашу Клару.

Глава двадцать первая

12 декабря 1864 года

Питсбург, штат Пенсильвания

Гости разъехались. Слуги улеглись спать. Даже мистер Форд, который часто работал почти до рассвета, потому что страдал затяжными бессонницами, ушел к себе в комнату неожиданно рано. Как обычно, я помогла миссис Карнеги подготовиться ко сну. К моему изумлению, она ни словом не упомянула ни миссис Питкерн, ни мисс Аткинсон. Я даже подумала, не снял ли случай с миссис Питкерн с меня все обвинения, высказанные мисс Аткинсон. Но на самом деле сомневалась, что сумею отделаться так легко, и не знала, чего теперь ждать.

Я закрыла за собой дверь хозяйских покоев и, обессиленная, поплелась к черной лестнице для слуг. Рассохшиеся половицы скрипели при каждом шаге, но мне показалось, что среди этого скрипа я расслышала, как кто-то тихонько окликнул меня по имени. Тряхнув головой, я решила, что мне просто почудилось от усталости: день был долгий и непростой. Но когда до меня вновь донеслось «мисс Келли», я уже не могла списать это на усталость. Я обернулась и поняла, что голос доносился не из спальни хозяйки, а с нижней площадки главной лестницы.

Стараясь ступать как можно тише, чтобы не потревожить хозяйку, я подошла к лестнице, глянула вниз и увидела старшего мистера Карнеги.

— Можно вас на два слова, мисс Келли?

Хотя все инстинкты подсказывали, что мне надо отказаться, — сейчас следовало особенно тщательно избегать ситуаций, способных показаться компрометирующими любому стороннему наблюдателю, — я не могла отказать в простой просьбе хозяину дома, не рискуя нажить себе лишние неприятности.

Он не стал дожидаться, когда я спущусь, а сразу направился к двери в библиотеку. Я послушно пошла следом за ним по пустому и темному коридору. В библиотеке тоже было темно, ее освещали лишь огонь, потрескивающий в камине, и две тусклые газовые лампы над каминной полкой.

Мистер Карнеги закрыл за нами дверь и сказал:

— У вас был тяжелый день, мисс Келли. Могу я вам предложить бокал бренди для восстановления сил?

Мне не понравилось, что он закрыл дверь. Да, мы неоднократно встречались в парке с глазу на глаз, и во время этих прогулок у нас сложились приятные, доверительные отношения, но сейчас мне сделалось неуютно и даже тревожно с ним наедине: в хозяйской библиотеке, за плотно закрытой дверью, в столь поздний час. Это было чревато весьма неприятными последствиями.

— Я не так сильно устала, мистер Карнеги.

— Прошу вас, мисс Келли. Окажите мне честь.

Мне пришлось согласиться:

— Да, сэр.

— Мисс Келли, я, кажется, неоднократно просил вас не называть меня сэром, — сказал он с притворной досадой, разливая бренди по двум бокалам.

Янтарный напиток искрился в хрустальных гранях. Мистер Карнеги вручил мне бокал и поднял свой в безмолвном тосте, как я поняла, в мою честь. Я кивнула и отпила маленький глоточек. На вкус бренди был как огонь и неземное блаженство, слитые воедино.

— Мы в долгу перед вами, мисс Келли. Вы спасли гостью этого дома.

Собственный выдох показался мне огненным, как у дракона.

— Глупости, сэр. То есть мистер Карнеги. Я всего лишь выполняла свои обязанности горничной при хозяйке.

Я надеялась, что столь недвусмысленное указание на мое положение в этом доме поможет избежать неуместного разговора. Того разговора, который мистер Карнеги завел со мной в парке. Разговора, который мне втайне хотелось продолжить — и которого я так боялась, особенно в свете бед, постигших мою семью.

— Я думал, что предел ваших обязанностей — поднести даме флакончик с нюхательной солью, а не провести полный комплекс реанимационных мероприятий. Доктор Мортон сказал, что, если бы не ваши решительные, грамотные действия, миссис Питкерн могла бы и не очнуться.

— Я рада, что с ней все хорошо, мистер Карнеги. — Я залпом допила бренди. Мне хотелось как можно скорее уйти, не показавшись при этом невежливой. — Спасибо за бренди и добрые слова. Но, как вы сами заметили, сегодня был долгий тяжелый день. Прошу меня извинить, но я должна идти.

Сделав ему реверанс, я шагнула к двери.

Он прикоснулся к моей руке.

— Пожалуйста, не уходите, мисс Келли. Я… я уверен, что мне следует объясниться. После нашего разговора… в тот день в парке… я постоянно думаю о вас.

Я застыла на месте, но не решилась обернуться к нему. Я просто ждала продолжения, надеясь и одновременно страшась того, что мне предстояло услышать. Ждала и твердила себе, что мои надежды могут обернуться еще большей бедой для всей нашей семьи. Мистер Карнеги слегка сжал мою руку.

— Мисс Келли, в нашу последнюю встречу в парке я сказал об ощущении непринужденности и свободы, которое приходит ко мне в вашем присутствии. Я сказал о своем восхищении вами и вашим умом. И признался в глубоких и искренних чувствах