– Привет! Я так соскучилась!

Молчание.

– Можно я тебя поцелую?

– Нет.

– Слушаюсь, Хозяин.

Меня ведут в сладострастную бездну, я в предвкушении, я испытываю трепет, страх, но я покорно иду за ним. За человеком, который понимает меня в моих желаниях и разделяет их. Мы играем, это сладострастная игра, игра, причиняющая боль и доставляющая удовольствие, игра, которая перерождает и заставляет по-другому взглянуть на жизнь. Иногда она неприятна и психологически тяжела, это игра, в которой ломаются все общепринятые нормы, она избавляет от предрассудков и снимает табу. Я люблю в нее играть, не жить в ней, а лишь иногда играть. Это только вторая встреча. Я не знаю, что меня ждет. Но доверяю человеку и вся в предвкушении.

– Сейчас пойдешь прямо, зайдешь в первый подъезд, поднимешься на второй этаж, там жди меня.

С этими словами он протянул мне магнитный ключ от своего подъезда.

Миновав толпящихся у подъезда старушек, я зашла и поднялась на второй этаж, в подъезде было темно. Я не знала, сколько мне придется ждать, но повиновалась. Антон пришел через несколько минут, открыл дверь, и мы вошли.

– На колени! – Спокойно, но бескомпромиссно звучали эти слова. Я опустилась на колени, как послушная рабыня, боящаяся наказания за непослушание.

– Можно вопрос?

– Нет.

– Ну, пожалуйста, можно я спрошу? Очень люблю задавать вопросы, иногда становлюсь навязчивой.

– Нет. Ты забыла памятку?

Памятка

Ты – моя вещь, я – твой Хозяин;

Ты – ничто, я для тебя – ВСЕ. Все, что захочу я, для тебя закон.

Твои желания ничтожны без моего одобрения.

1) Будь покорной и податливой, нежной, но не слишком назойливой. Будь готова в любой момент исполнить все мои желания. Будь искренней в чувствах и правдивой в словах.

2) Не смей перечить мне, ты должна покорно соглашаться, подтверждая данный факт словами: «Да, Хозяин».

3) Не смей требовать что-либо от меня, ты можешь лишь просить и умолять. Если и после этого я подтвержу свое решение, ты должна ему подчиниться в соответствии с п. 2, иначе будешь наказана в соответствии с п. 5.

4) Не смей задавать вопросы о моей мотивации, для тебя достаточно того, что я этого захотел.

5) Не смей ослушаться – будешь наказана. Наказание выбираю я сам. Наказание может быть любым, однако оно не должно оставлять непроходящих следов на лице и тяжких повреждений на теле. Будешь все исполнять – будет поощрение, о котором ты можешь попросить меня, но окончательное решение – за мной.

6) Не смей причинять мне боль, за это будешь строго наказана.

7) Ты должна спрашивать у меня разрешения, если захочешь заняться сексом с кем-то еще, и беспрекословно подчиняться первому моему решению.

Ты должна беспрекословно исполнять все, что я потребую, за исключением вещей, которых я не могу потребовать ни при каких обстоятельствах (список прилагается).

9) Ты должна отвечать на все мои вопросы, и притом правдиво, чего бы они ни касались.

Ты вольна в любой момент прекратить наши отношения, я тебя отпущу, но помни, если надумаешь вернуться, тебя ждет суровое наказание.

Я стояла на коленях и ждала следующих распоряжений, меня унижали, и мне это нравилось, и это было только начало. Как мать во благо наказывает свое дитя, так и меня, взрослую, сегодня наказывали. И я знала, что это нужно, я запуталась в себе, в ситуации. Я живу с альфонсом, скорей его надо назвать жиголо, я не могу его бросить – мир рушится, мозги кипят, я должна принимать решения и не могу, я перестаю себя уважать, и меня наказывают, чтобы возвратить к жизни. Мне нужно это.

– Раздевайся.

– Можно встать?

– Нет, раздевайся, стоя на коленях.

– Да, Хозяин.

Если вы ждете красивых сцен любви – тут их не будет. Все лаконично. По приказу.

Я сняла босоножки, сняла маечку, оголив молодую и красивую грудь, мне было стыдно, но я раздевалась. Сняла джинсики и осталась в кружевных трусиках-шортиках. Подняла глаза на Антона.

– Трусы тоже снимай.

Я, стесняясь, сняла трусики, и осталась обнаженной в коридоре чужой квартиры. С человеком, для которого сейчас я – вещь. Он любит меня, но не так, как любят влюбленные, он любит меня, как любимую игрушку, как любимую вещь. Рубашку, например.

– Сегодня целый день передвигаешься только на коленях.

– Да, Хозяин.

При этих словах он взял меня за волосы и повел в комнату, как собачку – на поводке. Я ползла по жесткому холодному паркету, колени уставали, но я шла и молчала. Мы оказались в небольшой комнатке, я почувствовала мягкость ковра.

– Сядь на коленях, выпрями спину и вытяни руки вперед.

– Да, Хозяин.

Он связал меня, связал мои запястья и снова повел меня в коридор. В коридоре напротив зеркала во весь рост была перекладина, в обычных квартирах такие используют для подтягиваний. Я висела обнаженная, привязанная запястьями к перекладине. Если повернуть голову немного в сторону, я могла еще различать свое отражение в зеркале, мне было стыдно, я не могла прикрыть наготу. Антон подошел сзади, провел рукой по голой попке, нежно погладил грудь. Потом он завязал глаза платком – я не могла ничего видеть. Антон вышел и вернулся с плеткой.

– Только что купил в интиме, нравится? – приоткрыв мне глаза, спросил меня он.

– Да, Хозяин. Только не делайте мне очень больно, пожалуйста.

Первый удар я почти не почувствовала – он был нежен, так, словно он погладил меня.

– Сколько раз ты написала мне сегодня, когда я приказал не писать?

– Не помню.

– Примерно 20 раз, знаешь, к чему я клоню?

– Нет, Хозяин.

– Сейчас я буду наказывать тебя двадцатью ударами плетью, будешь считать!

– Да, Хозяин.

– Раз, два. Три…

Очень стыдно, но пока не больно, он наносит щадящие удары, которые пока мне нравятся. Порка – это любимое занятие садистов, при том, что мазохистам далеко не всегда оно доставляет удовольствие.

– Четыре, пять, шесть. – Я чувствую, что мне уже сложно терпеть, руки затекают, в голове только одна мысль, чтобы скорей это все закончилось.

– Прекрати, прекрати сейчас же!

Антону это не понравилось, и я узнала, что такое марлевый кляп. Теперь я не могла сказать ни слова, я могла только мычать, но он словно бы не обращал на это никакого внимания. Число ударов приближалось к заветной цифре, к освобождающему числу, но я понимала, что этот удар будет самым болезненным. После девятнадцатого удара Антон остановился и ушел, я слышала его отдаляющиеся шаги. Его не было очень долго, или мне так показалось, я уже потеряла счет времени, я не чувствовала ничего. То, что он вернулся, я поняла, когда он резко раздвинул мне ноги, приказав оставаться в такой же позиции. Потом я почувствовала почти нестерпимую боль, я не поняла, что это было, как потом выяснилось, это были прищепки. Он прищемил мои губки и клитор. Я готова была взвыть. Но боль постепенно стихала, и скоро я совсем перестала ее чувствовать. Минутное затишье, я не знаю, чего ждать дальше, я не знаю, с какой стороны он подойдет, когда нанесет последний удар… Я начинаю прислушиваться к своим эмоциям и понимаю, что в этот момент безумно хочу лишь одного: я хочу, чтобы он вошел в меня. Но он не слышит меня, не понимает моих желаний. Или не хочет понимать. Я начинаю возбуждаться от одной мысли о его члене. Я мысленно молю его, чтобы он срочно вставил меня хоть среднего размера фаллос, но он не слышит меня. Последний удар! Больше почти ничего не помню, я почти потеряла сознание, он снял прищепки, снял кляп, развязал мои запястья и подхватил меня на руки. Я чувствовала себя ребенком, я не чувствовала психологической боли, я не чувствовала своего тела. Он качал меня на руках и гладил по голове, и это было прекрасно. Я расслабилась, а зря…