Но мы уже имели случай заметить, что в старой, Южной, Руси на предсмертные распоряжения князей мало обращали внимания. Так и в Галиче тотчас по смерти Ярослава встал страшный мятеж: бояре, которых ненависть к матери перешла и на сына, преступили клятву, выгнали Олега и провозгласили князем Владимира{444}. Но они скоро увидели, что ошиблись в своем выборе: Владимир, не подражая отцу своему в хорошем, подражал ему только в дурном. «Он любил только пить, — говорит летописец, — а не любил думать думу с мужами своими, отнял жену у попа и обвенчался на ней; мало того, если понравилась ему чья-либо жена или дочь, брал себе насильем»{445}.

В это время ближайшим соседом Галичу на столе волынском сидел Роман Мстиславич, внук знаменитого Изяслава. Мы имели уже случай заметить совершенное бездействие его при всех событиях, имевших место на Руси по смерти отца его Мстислава. Причины такого бездействия не лежали в характере Романа: напротив, это был один из самых энергических князей наших, который умел не дрогнуть ни перед какою, даже самою насильственною, кровавою мерою, если она была необходима для достижения его цели. Страшные поражения, которые он нанес половцам, прославили имя его на Руси, и варвары стращали им детей своих{446}. Не менее страшен был Роман и для других варваров, соседей своих литовцев: подражая всем князьям русским, предшественникам своим, в старании распространять пределы гражданственности на счет варваров, пролагать пути в стране, прежде непроходимой, строить города на месте дремучих лесов и обращать пустыни в хлебородные поля, Роман, говорит предание, запрягал пленных литовцев в плуги и заставлял их таким образом вырывать дикие коренья и приготовлять землю для пашни.

Что же заставляло такого князя, каков был Роман, спокойно смотреть на дела между князьями русскими? Старший из правнуков Мстислава Великого, он мог бы, по новому представлению о старшинстве, предъявить свои права пред детьми второго Мстиславича, и особенно уже пред младшим сыном четвертого из Мономаховичей. Но это новое представление о старшинстве старших племянников было низложено вследствие торжества Боголюбского и могущественного брата его: самый младший дядя, Всеволод Юрьевич, был признан не только старшим, но и сильнейшим из князей: сила севера видимо тяготела над разъединенным югом; Роман понял это и начал стремиться к тому, чтобы усилиться в свою очередь.

Желая поддержать себя на столе отеческом среди сильнейших его князей, Роман вступил с ними в брачные союзы: женился на дочери Рюрика Ростиславича, а свою дочь выдал замуж за одного из сыновей Владимира Галицкого{447}. Несмотря на такое близкое родство с галицким князем, дурное поведение последнего и неудовольствие могущественных бояр внушили Роману мысль овладеть богатым наследием Ростиславичей: он начал сноситься с боярами, подучая их на Владимира и предлагая себя на его место. Бояре приняли совет Романов, утвердились крестом между собою и послали сказать Владимиру: «Князь! Мы не на тебя восстали, но не хотим кланяться попадье, а хотим ее убить». Так говорили они, ведая, что Владимир сильно любит жену свою и ни за что ее от себя не отпустит, и потому грозились убить ее, чтоб поскорей прогнать князя. И точно так случилось, как они думали: Владимир испугался, взял семейство и уехал в Венгрию; Роман приехал на его место княжить в Галиче{448}.

Но если князь волынский хотел воспользоваться волнениями в Галиче, чтоб утвердиться там, то и другой сосед, Бела, король венгерский, также хотел воспользоваться этими волнениями и приобресть Галич для себя. Он немедленно вступился за изгнанного Владимира, пошел с войском на Галич, выгнал Романа, однако не восстановил Владимира, а распорядился сам в Галиче и посадил там князем сына своего Андрея{449}. Несчастный Владимир был посажен в башню. Чрез несколько времени ему удалось убежать из заключения и пробраться к императору немецкому Фридриху Барбароссе. Фридрих, узнав, что Владимир был родной племянник в. князю Всеволоду, принял его с великою честию и обещался помочь ему с условием, однако, ежегодной дани в 2000 серебра. Собираясь в крестовый поход, император послал Владимира к старшему из польских князей, Казимиру Справедливому, с повелением восстановить его на отеческом престоле. Казимиру легко было исполнить желание императора, ибо галичане, терпя жестокие насилия от венгров, горько раскаивались в том, что выгнали родного князя. Вот почему они с радостию приняли возвратившегося Владимира и выгнали королевича.

Но Владимир боялся вторичного изгнания от соседей, которым всем нравилась богатая волость его, и потому обратился с просьбою о помощи к старейшему и сильнейшему из князей русских, дяде своему по матери Всеволоду III. «Отец и господин! — писал он к нему. — Удержи подо мною Галич, а я Божий и твой со всем Галичем, и в твоей воле всегда!» Тогда Всеволод послал ко всем князьям, и русским и польским, и взял с них клятву не искать Галича, пока там княжит племянник его. После этого Владимир утвердился в Галиче, и никто не смел против него вооружиться: так все боялись Всеволода Суздальского{450}!

В 1194 году умер Святослав Всеволодич Киевский, самый старый из князей русских; Русь снова перешла к Ростиславичам; самый старший из них, Рюрик, сел в Киеве, назывался великим князем в Руси, но по воле другого великого князя: Всеволод III прислал в Киев бояр своих, которые и возвели Рюрика на стол{451}.

Последний повестил братьям, что они теперь старшие в Русской земле, и начал делать ряды с ними касательно областей{452}, как вдруг пришло к нему грозное слово с севера от Всеволода Владимирского. Брат Боголюбского велел сказать Ростиславичам: «Вы назвали меня старшим в племени Владимира; а теперь ты, Рюрик, сел в Киеве, а мне не дал части в Русской земле, роздал волости другим, младшим братьям своим; если мне нет части в Русской земле, то блюди и стереги ее с теми, кому роздал волости; увидим, как-то ты удержишь ее с ними, а мне не надобно!»{453}

Не ничтожных городков добивался могущественный князь севера, у него были другие замыслы: он требовал у киевского князя именно только тех 5 городов, которые Рюрик отдал зятю своему Роману Волынскому; тщетно Рюрик предлагал ему другие, Всеволод не хотел ничего слушать{454}. Цель его при этом ясна: для него были опасны Ростиславичи на юге, сильные своим братским единодушием и личными доблестями, и потому он хотел поссорить их