имя малоизвестного демона Севера оказалось на губах уличных разбойников Кванитупула. Видимо, многое изменилось с тех пор, как он покинул болота.

— Будь осторожен, человечек. — Вожак посмотрел куда-то за спину Тиамака. — Ты упадешь и утонешь.

Удивленный Тиамак обернулся, ожидая увидеть за спиной неогороженные воды канала, однако оказалось, что он стоял возле входа в короткий переулок и его обманули — Тиамак резко повернулся обратно и в самый последний момент увернулся от дубинки, окованной железом, которая угодила в деревянную стену у него за спиной. Во все стороны полетели щепки.

Тиамак вытащил нож и ударил по руке с дубинкой, он промахнулся, но рассек рукав белого одеяния. Двое Огненных танцоров, один из которых издевательски тряс порванным рукавом, обошли его сбоку, а вожак остановился напротив. Тиамак отступил в переулок, размахивая ножом, не подпуская к себе врагов. Вожак рассмеялся и вытащил из-за спины собственную дубинку. В его глазах пылала жуткая радость безгрешности.

Враг, находившийся слева, издал негромкий звук и скрылся за углом переулка, в проходе, который они только что покинули. Тиамак решил, что он следит за улицей, чтобы предупредить остальных, если появится кто-то еще. Однако через мгновение его дубинка появилась снова, метнулась в сторону и нанесла удар Огненному танцору, который стоял справа от Тиамака, отбросив его на стену. Прочертив на дереве красный след, он сполз на землю и застыл в неподвижности. Вожак с бритой головой в недоумении застыл на месте, а в следующее мгновение к нему сзади шагнул кто-то высокий, схватил его за шею и отшвырнул на перила перехода, которые с треском развалились на части, как после удара камня, выпущенного катапультой. Безвольное тело рухнуло в воду и вскоре исчезло под мутной поверхностью.

Тиамак обнаружил, что его отчаянно трясет от возбуждения и страха, когда посмотрел в доброе, слегка смущенное лицо Сеаллио, сторожа.

Камарис. Герцог говорил, что это Камарис, — подумал ошеломленный Тиамак. — Рыцарь. Давший клятву… спасать невинных.

Старик положил руку на плечо Тиамака и повел его обратно по переулку.

Ночью вранну снились фигуры в белом с глазами, подобными пылающим колесам. Они приближались к нему по воде, словно хлопавшие на ветру паруса. Он барахтался в одной из речушек Вранна, отчаянно пытаясь спастись, но что-то удерживало его ногу. И чем больше он сопротивлялся, тем труднее ему становилось держаться на воде.

Темноволосая девочка наблюдала за ним с берега, серьезная и молчаливая. На этот раз ее очертания были такими размытыми, что он едва мог ее разглядеть — будто она была соткана из тумана. В конце концов, еще до того как сон закончился и Тиамак, задыхаясь, проснулся, она потускнела окончательно.

Дайавен, гадавшая по кристаллу, превратила свою пещеру в горах в нечто, очень похожее на маленький дом, в котором она когда-то жила в пригороде Эрнисдарка, на границе Сиркойла. Ее крошечное жилище отделяли от соседей шерстяные шали, развешанные в дверном проеме. Когда Мегвин осторожно отвела в сторону одну из них, наружу вырвались клубы сладкого дыма.

Сон с мерцавшими огнями был таким ярким и, очевидным образом, важным, что Мегвин никак не могла заставить себя заняться текущими делами. Хотя ее народ во многом нуждался и она делала все, что возможно, чтобы им помочь, целый день она пребывала в тумане, и ее разум и сердце блуждали где-то далеко, когда она прикасалась к дрожавшим пальцам стариков или брала детей на руки.

Много лет назад Дайавен являлась жрицей Мирчи, но нарушила свои клятвы — никто не знал причин, во всяком случае точного ответа, хотя слухи ходили самые разные, — покинула Орден и стала жить одна. Ее считали безумной, но Дайавен делала истинные прорицания, толковала сны и лечила. Многие встревоженные граждане Эрнисдарка, оставив чашу с фруктами и монетами Бриниоху или Ринну, ждали наступления темноты и шли к Дайавен, чтобы получить помощь. Мегвин помнила, как видела ее однажды на рынке возле Таига, и помнила, что ее длинные светлые волосы развевались, точно знамя. Однако няня быстро увела Мегвин, словно даже смотреть на Дайавен было опасно.

Вот почему после яркого и сбивавшего с толку сна Мегвин решила обратиться к ней за помощью, подумав, что если кто-то и способен его понять, так несомненно это Дайавен.

Несмотря на дымную завесу, густую, точно туман Иннискрича, внутри пещера прорицательницы оказалась на удивление аккуратной. Она тщательно расставила вещи, которые ей удалось унести из своего дома в Эрнисдарке: коллекцию блестящих предметов, которая могла вызвать зависть сороки. На стенах пещеры висела дюжина ожерелий из бус, и в них отражался свет огня, подобно каплям воды в паутине. Небольшие кучки безделушек, главным образом шарики из металла и полированного камня, лежали на плоской части скалы, служившей столом. В многочисленных нишах стояли инструменты прорицательницы, зеркала всех размеров — от крупного, как поднос, до ногтя большого пальца, — сделанные из полированного металла или дорогого стекла, круглые, квадратные, в форме эллипса или кошачьего глаза. Мегвин завораживало такое количество ярких предметов, собранных в одном месте. Дитя сельского королевского двора, где зеркальце леди — если не считать репутации — являлось главным сокровищем, она никогда не видела ничего подобного.

Когда-то Дайавен была красива, во всяком случае, так говорили, однако сейчас поверить в это было сложно. На худом морщинистом лице прорицательницы привлекали внимание лишь карие глаза с приподнятыми уголками и большой рот. Волосы, еще длинные и густые, заметно поседели. Мегвин подумала, что теперь Дайавен выглядит как худая, быстро стареющая женщина.

Дайавен насмешливо улыбнулась.

— О, малышка Мегвин, пришла за любовным зельем? Если ты хочешь заполучить графа, сначала тебе придется подогреть ему кровь, иначе талисман не сработает. Он очень осторожен, можешь мне поверить.

Удивление Мегвин мгновенно превратилось в потрясение и ярость. Как прорицательница узнала о ее чувствах к Эолейру? Неужели ее секрет известен всем и над ней смеются у каждого костра? На миг ответственность за судьбы подданных отца исчезла. Зачем сражаться за неблагодарных насмешников?

— Почему ты это сказала? — резко спросила Мегвин. — С чего взяла, что я кого-то люблю?

Дайавен рассмеялась, ее совершенно не волновал гнев Мегвин.

— Я та, что знает. Именно это я делаю, королевская дочь.

В течение нескольких долгих мгновений в глазах Мегвин стояли слезы от дыма и дерзких слов Дайавен. Сейчас ей хотелось только одного — повернуться и уйти. Но разум все-таки взял верх. Возможно, о дочери Ллута действительно ходили разные слухи и старый Краобан прав, что подобные вещи неизбежны. А Дайавен как раз из тех, кто охотно слушает разговоры, и полезные незначительные факты