Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару дней я снова поехала в Центр Моллана, намереваясь на этот раз покончить с историей Матильды Массон, которую в какой-то момент пришлось отложить – ради других свидетельств. Открыв очередной аудиофайл, я с облегчением услышала речь в том же расслабленном и неторопливом ритме, благодаря которому мне так легко давался ее первый рассказ про Армана.
По-настоящему все испортилось к осени 1943 года. Уже вторую неделю подряд Арман отменял наши свидания. В первый раз он очень извинялся и сказал, что задерживается на работе. Во второй раз ему пришлось весь вечер приглядывать за больной матерью.
Когда наша встреча не состоялась и в третий раз, я решила повидаться со своей сестрой Луизой. Мы пошли к Виктору Гюго, чтобы чего-нибудь выпить. В ресторане было людно, и я сразу обратила внимание, что со многими из посетителей Луиза знакома. Владельца я в тот вечер не видела, но в дальнем углу сидели какие-то мужчины, которые постоянно шутили и что-то кричали моей сестре. Кажется, ей это нравилось, время от времени она отвечала им какой-нибудь непристойностью.
Когда я поделилась с ней переживаниями по поводу Армана, Луиза рассказала, что он якобы связался с плохими людьми. Такой уж была моя сестра – всегда все знала. Я возразила, что мой Арман никогда бы меня не предал, ведь он так всегда обо мне заботился. Луиза сжала мою руку и попросила не волноваться.
Спустя несколько недель я окончательно убедилась, что мой возлюбленный работает на Сопротивление, хотя и не понимала, что все это значит. В Париже теперь встречалось все больше людей, сомневавшихся в победе Германии. Ходили слухи про битву под Сталинградом, в которой немцы потеряли чуть ли не миллион человек. Когда в войну вступила Америка, будущее Германии внезапно оказалось под угрозой. Многие мои приятельницы, которым раньше нравилось заигрывать с немецкими офицерами в ресторанах и кафе, теперь проходили мимо них, гордо задрав носы.
Я решила во что бы то ни стало выяснить, чем на самом деле занимается мой Арман. В нашу следующую встречу я намеревалась спросить его прямо в лоб. В воскресенье мы отправились на прогулку в Тюильри, хотя обычно гуляли в Бют-Шомон. В парке перекапывали землю и сажали овощи. Когда мы отдыхали на лавочке, Арман вынул из кармана коробку дорогого сыра, который достал через приятеля в Нормандии. Я не успела ничего толком сказать, потому что первым заговорил Арман: «Матильда, мне нужно кое в чем тебе признаться, но ты должна пообещать, что сохранишь мой секрет в тайне». Затем он рассказал, что присоединился к некой тайной организации, которая передает послания в Лондон и готовит французов по всей стране к битве против немцев. Оказалось, Арман неплохо запоминал всякие коды, адреса и координаты. Он просто держал их в голове и мог даже не записывать. Мне было приятно узнать, что у него что-то хорошо получалось, но я прекрасно понимала, что к настоящему оружию его и близко не подпустят – из-за сильной близорукости.
Арман сказал: «То, что мы делаем сейчас, повлияет на всю нашу оставшуюся жизнь. По крайней мере, когда мы состаримся, мы будем знать, что сражались на правильной стороне».
Мы гуляли по аллеям Тюильри, я разглядывала под ногами щебенку, а Арман то замолкал, то снова начинал гадать, какие тайны прячут за душой другие посетители парка. Дамы с детскими колясками, старики, беспечная молодежь – что на самом деле творилось у них в голове? В какой-то момент я заметила влюбленную пару – жениха и невесту в белом платье. Они позировали для свадебной фотографии под сводами осенних деревьев.
Арман разнервничался. Я, конечно, ничего не смыслила в политике, но видела, как много для него значит эта новая жизнь. К тому же мне не хотелось, постарев, мучиться от того, что я сражалась не на той стороне. Поэтому я спросила: «Может, и я могу как-то помочь?» А он ответил: «Пока нет».
Кажется, случилось все это в октябре. Помню, в Тюильри еще стояла солнечная погода. А потом я узнала про Армана кое-что еще – на этот раз от сестры Луизы. После нашего разговора он почти все время проводил в компании новых друзей. Один из посетителей Виктора Гюго, знакомый Луизы, рассказал, будто видел Армана в компании другой женщины. Поначалу они не делали ничего плохого, просто сидели рядом в кафе. Но затем он якобы положил руку на ее бедро и стал ей шептать что-то на ухо. Луиза в подробностях доложила мне о случившемся, а потом добавила: «Вопрос только – о чем они перешептываются? О пистолетах и парашютах? Или о чем-то другом?»
Конечно, она не хотела заставлять меня ревновать, хотя наверняка понимала, что именно так и выйдет.
Она знала о моих чувствах к Арману. Когда я спросила, каким образом ее знакомому удалось обо всем узнать, Луиза ответила: «Теперь же все друг за другом следят. Неужели ты не замечаешь?»
Думаю, что до того случая я никогда по-настоящему не злилась на сестру. Конечно, мне следовало разозлиться на Армана, но я не смогла. Вместо этого я заглянула Луизе в глаза и сказала: «Я бы не стала доверять мужчинам, с которыми ты проводишь время».
Раньше мы это никогда не обсуждали. Сестра залилась слезами и прошептала: «Не говори так, Матильда. Я ведь только хотела тебя предупредить».
Но я уже порядком себя накрутила и не могла остановиться: «Я не допущу, чтобы какая-то сучка раздвигала ноги перед моим мужчиной».
Луиза выпучила от удивления глаза, а я начала над ней смеяться. Как же мне тогда было грустно. «Ну и ну, – говорила я. – И чему ты так удивляешься? С твоей-то любовью помогать ближним. В темной комнате на втором этаже».
Вытерев слезы, Луиза взглянула на меня и спросила: «А знаешь, почему я этим занимаюсь?»
«Из-за денег?» – ответила я.
«Нет. Потому что мне так хочется. Потому что, когда я этим занимаюсь, я не чувствую себя такой одинокой».
Я поставила запись на паузу и откинулась на стуле.
В воображении я теперь прекрасно видела район Бельвиль и крошечную квартиру, в которой сестры Массон выросли и, вероятно, еще жили на момент разговора, о котором вспоминала Матильда (если, конечно, какой-нибудь из ухажеров Луизы не снял для нее отдельную комнату). Я видела на плите котелок с похлебкой и слышала запах тушеного мяса (даже если папа вышел на пенсию, друзья на бойне у него еще оставались). В 1943-м по всей квартире висело мокрое белье: над печкой в гостиной, на кухне и в распахнутом окне, через которое маленькая Матильда когда-то наблюдала за жизнью соседей. Папа отдыхал на диване, вытянув перед собой культю, и время от времени прихлебывал из стакана. Что касается мадам Готье, к тому времени она скорее всего уже умерла – тихо и незаметно, в полной нищете.
Я видела подъезд, и лестницу, и голый дощатый пол. Видела скупое сияние лампочки, висевшей под потолком. Одна мысль никак не давала мне покоя – мысль о Луизе: о том, в каких она росла условиях и как с раннего детства привыкла делиться всеми своими вещами – даже постелью. Я все никак не могла понять, откуда в ней появилось чувство одиночества – настолько острое, что в какой-то момент она решила спать с мужчинами за деньги в надежде хоть как-то его унять.