В конце концов, мы же только начали…

Клубника, привезенная курьером взамен безвременно почившей у порога зубовского логова, куда он сегодня так удачно сманил наивную Клубничку, довольно безвкусная.

Не сравнить с нашей, летней, пропахшей солнцем и теплом.

Но выглядит красиво. Сочно так.

Макаю ее в сливки, облизываю ягоду, опять макаю и только потом надкусываю. Так, по крайней мере, приятно.

Зубов умотал в душ, а я валяюсь на его кровати и смотрю на ночную Москву.

Мыслей в голове никаких не появилось с момента, как попала в его руки на пороге своего временного жилья и до сих пор.

Это называется «качественный секс». Правда, Машка называет грубее, но я так не умею. Потому качественный секс, а не… Будем эстетами, да?

В конце концов, без пяти минут ученые… Без десяти — Нобелевские лауреаты…

Ах, жизнь-то налаживается!

По крайней мере, в эту, конкретную минуту.

Тело мое, измученное, исцелованное, истисканное до безумия, ноет в разных местах с разной степенью интенсивности, и я от этого получаю удовольствие.

От этого, от вида за окном, где Площадь Красная видна, и даже от безвкусной клубники с искусственными взбитыми сливками из баллончика.

Мой Зубов работает, как качественный антидепрессант и успокаивающе-возбуждающее средство… Отлично просто. Буду так к нему и относиться.

А то, чуть стоит задуматься о дальнейшем, и сразу настроение портится.

Потому задумываться не будем.

Будем лечиться.

Москва мигает огнями, столько всего, все такое праздничное, даже в темном мартовском небе безумно красивое.

У Зубова нет штор, вернее, они, наверно, есть, но сейчас все раскрыто. Окна огромные, темные, и в отражении видно меня, прямо во всех деталях.

Голую, всклокоченную, валяющуюся на пузе, качающую ногами и поедающую клубнику.

Стараюсь оценить себя беспристрастно, с точки зрения мужчины.

И признаю, что я — вполне ничего себе.

Есть на что залипнуть.

Перекидываю волосы на бок, чтоб открыть изгиб спины, чуть приподнимаю бедра… Ничего так… Можно даже моделью подрабатывать…

Вообще, я себя никогда с такой точки зрения не рассматривала.

В деревне у мамы особо не до рассмотрений, я там впахивала больше. Потом, в городе, сразу попала под влияние тогдашней подружки Лолы. И моментально оказалась в классической позиции «страшненькой подружки». Лола — шикарная блондинка с грудью, ногами и кудрями, притягивала все мужское внимание. А я так, рядышком прыгала.

Прыгала-прыгала… Пока на Зубова не наткнулась.

И не поняла, чего я хочу на самом деле.

И, вот честно, в тот момент даже не думала о том, почему он повелся. Предполагала, что из-за моей наглости беспримерной. Редко какая девочка может вот так, прийти к взрослому мужику домой и положить его лапу себе на промежность.

Я умудрилась.

Ну и потом… Потом я не думала вообще.

А, когда начала голову включать, как-то все тоже не про то.

Беременность, роды, Сонька, учеба, работа… Меня периодически кто-то куда-то приглашал, кто-то что-то хотел от меня.

Но мне было категорически не до того.

Я знала, что не уродка, что вполне себе няша-милаша. И научилась этим пользоваться. Мужской мир жесток, в нем нужно уметь быть верткой рыбкой…

Я и была. Делая ставку больше на неожиданность и контраст между внешностью и мозгами.

Но все же, ничего такого особенного в себе не видела никогда.

А сейчас, рассматривая себя в темном стекле, на фоне помаргивающей огнями столицы, думаю, что я — очень ничего. И что Зубов не просто так повелся тогда, несколько лет назад. Не потому, что я инициативу проявила…

Думать про это невероятно приятно, так же, как и погружаться в сладкое состояние безвременья, словно нет этих лет, трудных и насыщенных, а есть я — прошлая, девчонка восемнадцатилетняя, влюбленная, как кошка…

Я макаю клубнику в сливки, мажу на губы… Прикольно…

— Прикольно, — эхом моим мыслям звучит хриплый голос от двери.

Я немного разворачиваюсь, прикидывая, сколько Зубов уже так стоит. И смотрит на меня.

Интересно, видел, как я задницей елозила?

Если брать в расчет непроницаемое выражение Зубовской физиономии… И его подрагивающие ноздри… Однозначно, видел…

Я не смущаюсь, глупо смущаться после всего, что он со мной тут делал, облизываю клубничину, затем губы и немного прогибаюсь в пояснице. Чуть-чуть, еле заметно. Но, судя по шарящему взгляду, впечатляюще.

— Клубнички хочешь? — спрашиваю нейтрально, а внутри все замирает. Как он действует на меня все же, удивительно просто. Словно кошка извиваюсь тут. Стыд, позор. И кайф.

— Хочу, — он отбрасывает полотенце, и становится вполне очевидно, что не обманывает. Хочет. И прям сильно.

Но я продолжаю играть дурочку, это так приятно… Иногда.

— Вот, в сливках вкуснее… — и протягиваю ему клубничину.

— Согласен.

Он наклоняется, прихватывает губами из моих пальцев ягоду, мягко проводя языком по подушечкам, а затем легко скользит назад, за мою спину, прихватив по пути баллончик со сливками.

Ой… Мы поиграем?

Удивленно выгибаю спинку, оглядываюсь на Зубова через плечо.

И в очередной раз не могу отказать себе в удовольствии рассматривать его.

Он такой сильный, такой большой… Красивый, какой красивый! Ему возраст только к лицу.

Зубов и четыре с половиной года назад был брутален до безумия, а сейчас вообще глаз не оторвать.

Мышцы перекатываются на груди и руках, двигается лениво и небрежно, не красуясь. Ему не требуется этого. И без того завораживает.

Татуировки на руках словно живые…

И взгляд дикий.

Безумный.

Звериный.

Этот зверь сейчас будет со мной играть… М-м-м… Столько удовольствия — и мне одной…

— Клубника со сливками — мое самое любимое блюдо, — хрипит он и шипит баллончиком, нанося мне на спину невесомый узор из взбитых сливок. От шеи до копчика.

А затем проводит языком по сливочному следу. Урча при этом, как большой кот.

А я только ежусь счастливо, кожа вся мурашками покрывается от удовольствия. Его губы на контрасте со сливками твердые и горячие. Настойчивые такие. Жадные.

Руки скользят параллельно с губами, отслеживают изгибы спины до талии и ниже… Ой… Кайф…