Но во времена Сталина в этом уже не было никакой необходимости. Гражданская война давно закончилась, вредительство – тоже. Выросли новые кадры, промышленность была на подъеме. Правда, сельское хозяйство еще не набрало силы, но не по причине вредительства, а из-за нашей отсталости: были мы слабы в вопросах сельского хозяйства. Я очень обеспокоен, что сейчас притупилась борьба с культом и проскальзывают статьи, в которых стараются замолчать его, забыть об этих фактах. Из истории ничего выбросить нельзя! Можно лишь выбросить людей, которые настаивают на продолжении разоблачений злоупотреблений Сталина, но самый факт не сможет исчезнуть. Нельзя замолчать XX и XXII съезды партии.

Я встречаюсь со многими людьми, и многие выражают мне благодарность, присылают письма и открытки, где благодарят за то, что я поднял эти вопросы. Они пишут: «Вот у меня тот-то погиб, а я сама сидела, или я сам сидел, а теперь вернулся, восстановил свое доброе имя, раньше я был братом “врага народа” (или была женой “врага народа”), а теперь я получил права гражданства». Ну что может быть приятнее, чем такое признание? Я все это охотно принимаю, потому что да, именно я был инициатором этого процесса, именно я провел большую работу по разоблачению Сталина. Но я был тут не одинок: это сделал Центральный Комитет, это сделал XX съезд партии. Нельзя говорить: «Xpущев захотел, Хрущев сделал». Можно ведь захотеть, но не найти поддержки, и тогда ничего не выйдет. Эти вопросы созрели, и их нужно было поднять. Если бы я их не поднял, их подняли бы другие люди, и это стало бы причиной поражения партийного руководства, которое не прислушалось к велению времени.

Яркий пример тому – Чехословакия 1968 года. Я много раз советовал президенту Новотному[104] (он честный коммунист и преданный пролетарий): «Поднимите занавес, разоблачите злоупотребления, если они у вас были». А они были, я знаю, что они были. Я сам был свидетелем того, как Сталин давал определенные поручения чекистам, которые были посланы в Чехословакию «советниками». Эти методы уже были отработаны в 1937 г., и они применялись во всех социалистических странах. Везде были наши «советники»… Новотный сердился и говорил: «Товарищ Хрущев, у нас ничего подобного не было». Я ему отвечал: «Если это не сделаете вы, то это сделают другие, и вы окажетесь в очень незавидном положении». Новотный не послушался меня, и все знают, к чему это привело и его самого, и всю Чехословакию.

Если бы мы не разоблачили Сталина, то у нас, возможно, произошли бы более острые события, чем в Чехословакии. Мы бы не миновали этого. Надо было сказать народу и партии правду. Что же, тогда действительно были враги? Враги были и есть сейчас. Это вполне понятно. Не может историческая ломка при переходе от капитализма к социализму пройти без борьбы, без крови. И с той и с другой стороны предпринимаются острые шаги вплоть до террора и прочего. Но удар был направлен Сталиным не против врагов, с которыми тогда в СССР уже было покончено и от которых сохранялись только какие-то остатки, скупо проявлявшие себя в тех или других учреждениях, и борьба с которыми не требовала массового террора. Уничтожались члены партии, и в первую голову верхушка партии, люди, которые закладывали основы пролетарской, ленинской партии. Против них был направлен удар, и прежде всего именно они сложили головы. Эти злодейства никак нельзя оправдать. Не было в том никакой исторической необходимости: все эти люди являлись социалистическими организаторами масс рабочих и крестьян.

Почему же тогда Сталин их уничтожил? Он их уничтожил потому, что созревали условия для замены Сталина. В жизни пролетарской партии, построенной на основах демократического централизма, используются уставные методы работы. Значит, всегда может быть поставлен вопрос на съезде партии или на Пленуме Центрального Комитета о замене одного лица другим. Если не признавать за членами партии права менять руководство, то я вообще не знаю, во что превратится партия. Такая партия не сможет привлечь к себе массы, потому что это будет уже не диктатура класса, а диктатура личности. Фактически так и было при Сталине: партия уже не могла высказывать свою волю, Центральный Комитет реально не работал, годами не созывались пленумы ЦК и съезды партии. На периферии партия еще продолжала жить прежней жизнью, но руководство уже не являлось избранным партией, Центральным Комитетом. Сталин что хотел, то и делал: хотел – казнил, хотел – миловал.

Мне запомнился еще один эпизод, который подтверждает характеристику Сталина, данную Лениным в его завещании. Много раз мы вместе со Сталиным смотрели различные кинофильмы. Однажды был просмотрен фильм из жизни колониальной Англии. Я запомнил его содержание: надо было перевезти какие-то ценности из Индии в Англию. Но путь, которым шли корабли из Индии, контролировался пиратами. Тогда обратились к одному известному пирату, который сидел в Англии в тюрьме, и предложили ему взяться за это рискованное дело, а взамен что-то было ему обещано. Он согласился, однако поставил условие, что он подберет команду по своему усмотрению из тех, кто сидит с ним в тюрьме. Английское правительство согласилось, он подобрал команду, ему дали корабль, он прибыл в Индию, погрузил ценности, отправился в обратный путь и по дороге в Англию стал уничтожать своих единомышленников. Метод был такой: намечал жертву и ставил его фотографию к себе на стол. Так постепенно он уничтожил какое-то количество этих бандитов… Закончился просмотр картины, и Сталин, как обычно, предложил поехать к нему на «ближнюю» дачу поесть. Маленков и Берия сели в одну машину со Сталиным, а мы с Булганиным в моей машине поехали следом за ними. Приехали на «ближнюю», сейчас же пошли мыть руки и, как всегда, перебрасывались словами. Берия: «Слушай, ты знаешь, что сказал Сталин, когда мы ехали: а этот капитан – неглупый парень, он соображал, что делал». И стал подбивать меня, чтобы я поднял эту тему за столом и сказал, что это сущий мерзавец. Я поколебался и согласился, а за столом сказал: «Товарищ Сталин, какой же мерзавец этот капитан, ближайших своих друзей погубил». Сталин взглянул на меня и ничего не ответил. Я тоже прекратил опасный разговор.

Тут видна параллель: Сталин, как тот пират, составил себе списки (фотографии ему были не нужны) и командовал своим подручным, чья наступила очередь. Куда до него тому бандиту! Тот «младенец» уничтожил десяток или полтора десятка человек, а Сталин-то уничтожил сотни тысяч. Я не могу сказать точно, сколько. Но, когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн человек. Там, конечно, были и уголовники, и наши военнослужащие – бывшие военнопленные. Огромное число людей, которое даже и не снилось тому английскому пирату.

Сталин называл себя марксистом-ленинцем, а допускал зверства против своих единомышленников, против своих друзей по партии, дореволюционному подполью и по славной, великой борьбе за переустройство общества на социалистических началах. Когда Сталин разоблачал «врагов», я считал, что он прозорлив, он видит врагов. А я? Вокруг меня столько было врагов, столько арестовано людей, с которыми я ежедневно общался и не замечал, что они враги… Поэтому у меня еще больше вызывают теперь гнев все эти злоупотребления Сталина. Ведь то были честнейшие, преданные люди. Сколько погибло и моих друзей, и людей, которых я очень уважал: таких, например, как Бубнов[105], Антонов-Овсеенко[106]. Антонову-Овсеенко было поручено Лениным арестовать Временное правительство в Зимнем дворце. Старый большевик Бубнов был наркомом просвещения. Это был замечательный человек, доступный и простой, мне он очень нравился. И вдруг он оказался «врагом народа». Меня угнетало, что я относился к нему с уважением и не замечал, что это был враг. Так неужели я и сейчас ошибаюсь, как ошибался тогда, когда казнил себя за то, что плохо вижу врагов, а Сталин их видит и чувствует на расстоянии? Нет! Нельзя поднимать убийцу. Мертвому, конечно, все равно, но правда нужна будущему поколению, которое тоже может попасть в такое же положение, в каком оказались мы. Если мы будем прощать («победителей не судят!»), то может появиться большой соблазн для лиц, подобных Сталину, учинить расправу над народом, прикрываясь высокими идеями.