Счастье от того, что в школе появился Впалыч, выбило из головы Птиц все остальные мысли.

Юля вприпрыжку неслась по коридору.

— Девочка! Девочка!

Она даже не сразу поняла, что обращаются к ней.

— Что?

— А что, ваших представлений больше не будет?

Две пятиклашки, сами испугавшиеся своей смелости, смотрели на Кошку большими и восторженными глазами.

«Ой, про флешмоб забыли!» — испугалась Кошка, а вслух уверенно сказала:

— Конечно, будут. А вам нравится?

— Ой, нам очень нравится! А она вот тоже танцами занимается.

Та, которая имелась в виду, немедленно покраснела и ткнула локтем подругу.

— Да? — заинтересовалась Кошка. — Хочешь с нами?

— Да!!! — заорала танцорша.

— Только ты знаешь, — зашептала девочка, — наша классная тоже очень против. Она вчера нам говорила, что был педсовет, и что ваша Злыдня настояла, чтобы всех, кто танцует, из школы выгнали. А всем, кто смотрит, чтоб «неуды» по поведению.

— Злыдня уволилась, — сказала Кошка.

Девочки посмотрели на нее недоверчиво.

— Не может быть! — сказали они хором. — Мы ее недавно видели.

Кошка занервничала.

— Она к директору шла, — добавила пятиклашка.

Елена Ивановна с утра собралась на работу и села ждать звонка.

Обычно ей звонили уже часов в девять и приглашали к директору. Понятно, что он не будет разбрасываться бесценными педагогическими кадрами и заявление не подпишет. У него нет другого выхода.

Елена Ивановна даже придумала, что делать с двойками. Убирать, понятно, нельзя, но можно их закрыть результатами самостоятельных. Если дать штук пять подряд, то сразу убьешь двух зайцев. И детей приструнишь, и оценок выставишь побольше.

В одиннадцать часов Елена Ивановна проверила телефонную линию. В двенадцать сама позвонила в школу, представилась родительницей, попросила соединить с директором. Трубку потом бросила, но выяснила, что он на месте.

В час дня Кочеткова поняла, что нужно спасать положение. Уже пять уроков эти лодыри и бездари вместо ее уроков просиживают штаны и наслаждаются жизнью. Это безобразие необходимо прекратить!

И Елена Ивановна отправилась в школу.

Когда директор протянул ей бумажку со словами: «Расчет — в конце месяца», — она вообще не поняла, о чем речь.

Кочеткова ждала извинений, просьб, на худой конец выяснения отношений. В конце концов, все это происходило не в первый раз. Но Павел Сергеевич уткнулся в компьютер и не подавал больше никаких признаков жизни.

Тогда Елена Ивановна решила посмотреть, что же за бумажку подсунул ей директор, и, увидев свое заявление, немедленно разорвала его.

— Я подумала и решила, что бесчеловечно оставлять вас. Хотя, конечно, работать в таких условиях…

— Елена Ивановна, это была копия вашего заявления, — перебил ее директор, — оригинал лежит в сейфе, подписанный и заверенный. К счастью, мне даже не нужно просить вас отработать две недели, так что с сегодняшнего дня вы, наконец, совершенно свободны и можете заслуженно отдыхать.

Кочеткова бушевала час.

Сначала она в ярости орала, что не позволит просто так выгнать ее из школы. Директор напомнил ей про то, что она сама написала заявление. Потом Кочеткова кричала, что не позволит абы кому прийти не ее место. Павел Сергеевич начал монотонно перечислять все достижения и заслуги Впалыча, включая учеников — победителей международных олимпиад.

Кочеткова язвительно комментировала, обзывая дипломы «купленными», олимпиады «проплаченными», а самого Впалыча — выскочкой и пронырой.

— Вы же понимаете, что ему нельзя доверить детей! — констатировала она.

— Елена Ивановна, мы очень ценим то, что вы сделали для нашей школы, но с сегодняшнего дня у нас работает другой преподаватель…

Кочеткова резко сменила тактику. Теперь она давила на жалость.

— Вот так взять и выгнать старого человека! — рыдала она. — Подло воспользовались! Я буду жаловаться! Вы еще пожалеете!

Таня предупредительно принесла стакан воды расплакавшейся Елене Ивановне, но та выплеснула его на Таню.

— Довели школу! Не думала я, что доживу до такого! Полуголые девицы шатаются по коридорам, а настоящих, преданных делу учителей, выгоняют взашей. Мы за вас… А вы… И это вся благодарность…

Павел Сергеевич держался из последних сил.

— Мы вам очень благодарны, — сказал он сквозь зубы.

Потом взял портфель и сбежал в министерство.

— Я буду жаловаться! — неслось вслед по школьному коридору. — Я этого так не оставлю!

Впалыч, а теперь Виктор Павлович, начал урок. Для начала он поднял руку вверх.

Класс замолчал. От неожиданности.

— Вот в такой атмосфере мы сможем работать, — сказал Впалыч. — Говорить громче я не буду. Заставлять себя слушать тем более. Кому не интересно, садитесь назад и молча занимайтесь любым другим делом. Если будете мешать, сразу получаете самостоятельную работу. Я посмотрел ваш учебник. Честно говорю, по этому материалу я работать не могу. Поэтому мы делаем так: я вам буду начитывать лекции. Пять лекций, потом проверочная работа. И сразу договариваемся — тратить свое время на то, чтобы вас контролировать, я не собираюсь. Мне совершенно все равно, записываете вы за мной или нет. Меня интересуют только ваши знания, каким путем вы их получаете — это ваше личное дело. А сейчас я хочу проверить ваш уровень. Оценки никуда ставить не буду, я просто должен понять, с какого уровня мне начинать читать материал.

Впалыч раздал листочки.

— Все задачи простые, но нестандартные. Все варианты разные.

Глядя на задачи, класс взвыл.

— Мы такого не решали!

— Это не по программе!

— Мы не проходили!

Виктор Павлович ухмыльнулся.

— Все проходили. Нужно только немного подумать. Довольно сложно начать, но вы потом привыкнете. Думать — это вообще хорошая привычка.

Через пятнадцать минут Кошка и Дима собрали работы, а Впалыч провел разбор всех задач. Горячо хвалил тех, кто решил. Показал несколько способов решения каждой, а в конце урока сказал:

— Все лучше, чем я думал. Мы с вами сработаемся.