Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она как раз заканчивала накладывать овес в корыта для корма, когда в конюшню вошел Локлейн.
– Ой, простите, я не знал, что вы здесь, – извинился он, готовый тут же уйти.
– Ничего. Не спешите, давайте поговорим, – робко улыбнулась Мюйрин и уселась на куче сена.
Локлейн робко взглянул на нее и покачал головой.
– Нет, нет, мне некогда. Нужно закончить буфет для полковника, а потом я собирался запрячь лошадей и отвезти его к нему, если вы не возражаете.
– Конечно, нет. Не стоит просить разрешения на тележку, вы же знаете.
– Я думал, может, она вам понадобится.
– Чтобы нанести светские визиты? – рассмеялась она. Локлейн покраснел.
– Я знаю, что, наверное, вам тяжело, вы ведь к этому совсем не привыкли, миссис Колдвелл, – коротко ответил Локлейн и скрылся в сарае.
Оставшись одна, Мюйрин задумалась: может, Локлейн избегает ее по другой причине? Возможно, его смущает ее благородное воспитание, и он сомневается, справится ли она в Барнакилле. Он, вероятно, думает, что я вернусь обратно в тот прежний пустой мир. В конце концов, Тара ведь ушла.
Мюйрин решительно подняла грабли и начала чистить одну из конюшен. Она всерьез принялась критиковать себя среди куч парующего навоза. Хочет ли она и вправду вернуться к своему прежнему образу жизни, к бесконечным званым вечерам и балам со скучными людьми, с их пустыми разговорами и напыщенным самомнением?
Я счастлива здесь, неожиданно поняла она и засмеялась. Вопреки всем трудностям, испытаниям и горестям, которые ей удалось преодолеть, несмотря на тяжелую работу и многочисленные жертвы, она была действительно счастлива.
И за это я должна благодарить Локлейна. Он верил в меня, он направлял меня, наблюдал и помогал… Так что теперь от меня зависит, сделаю ли я Барнакиллу преуспевающей, подумала она, закончив чистить конюшни, и пошла в кухню ужинать.
Когда она появилась, Брона и Шерон были уже на кухне. Она принялась резать овощи и чистить картошку так ловко, словно занималась этим всю жизнь.
Женщины обменялись взглядами за спиной Мюйрин, но промолчали. Они с удовольствием выразили бы вслух свое восхищение той, кого сначала приняли за недалекую изнеженную барыню, но посчитали это бестактным. Зато они с восторгом делились своим впечатлением о ней, когда в конце дня все собрались посудачить за чашкой чая.
Обычно вечерами Мюйрин заканчивала свою работу над шитьем и деликатно удалялась, ссылаясь на то, что ей нужно еще посидеть над книгами. Ей нравились все, с кем она познакомилась в Барнакилле. Она близко подружилась с Броной, Шерон, Сиобан и с ее мужем Патриком. И все же оставалась некоторая сдержанность с их стороны.
Вытирая руки о фартук, она вспомнила, что обещала помочь вечером сбить масло для завтрашней продажи в Кловере, и, выбежав из кухни, почти уткнулась в широкую грудь Локлейна.
Он подхватил ее за локти, когда, поскользнувшись, она резко остановилась, и крепко прижал к себе. Но тут же хриплым голосом извинился и отпустил ее.
Мюйрин посмотрела ему вслед и направилась в сарай, пытаясь подавить закипавшее внутри желание.
Локлейн вошел в кухню никем не замеченный и услышат голос Броны, восхищенно рассказывающей Шерон о том, как умело Мюйрин стала управляться на кухне.
– Никогда бы не подумала, что она хоть один день продержится, не говоря уже о месяце. И похоже, у нее получается все, за что она берется.
– К тому же она умеет читать и писать, – с завистью от метила Шерон. – Хотела бы я уметь писать письма, да еще так легко, как она.
– Я уверена, что, если попросишь, она и тебя научит. Что-то говорилось о том, чтобы открыть школу для детей, когда все немного наладится. Знаешь, я слышала, что шотландцы очень холодные и надменные люди, но она ведь не такая, правда?
– Совсем не такая. На занятиях по шитью она просит называть ее просто Мюйрин, и хотя никто из нас не умеет держать в руках иголку, она очень терпелива к нам.
– А как ты относишься к тому, что она собирается сшить нам новые платья к лету? – взволнованно спросила Брона. – С тебя уже сняли мерки?
– Еще нет, но ты должна взглянуть на эскиз моего платья. Оно как будто из тех светских журналов, в которых пишут, какой очередной фортель выкинула королева и все такое, – восхищалась Шерон.
Локлейн молча слушал, как они восторгались Мюйрин, и придвинулся поближе к камину.
– Так вы думаете, она счастлива здесь? И она захочет остаться? – спросил он.
– Да поможет нам Господь, если это не так, – ответила Брона. – Я слышала, что с новыми правительственными налогами большинство хозяев не смогут удержаться на плаву. И что им придется выгнать всех крестьян. Если Мюйрин уйдет, мы окажемся на улице, как и все остальные несчастные.
– Где вы услышали эту сплетню? – резко спросил он.
– Я слышала об этом на рынке на днях, когда продавала деревянные тарелки и другие вещи, сделанные нашими мужчинами. Там сказали, что английское правительство повысило налоги и что землевладельцам теперь придется платить гораздо больше. С мужчин и женщин теперь будут брать одинаковую плату, а за двоих детей нужно будет платить, как за одного взрослого, – сообщила ему Брона.
Локлейн нахмурился, проведя в уме некоторые расчеты.
– Нас здесь сто человек. Если это правда, Мюйрин вскоре понадобится очень большая сумма денег.
Брона и Шерон обменялись тревожными взглядами. Локлейн встал со своего стула у камина.
– Что ж, пока не имеет смысла это обсуждать. Поживем – увидим, не так ли?
Женщины согласно кивнули, но в кухне вдруг будто потемнело. Женщины звали мужчин на ужин гораздо менее бодрыми голосами. Слух быстро облетел все поместье, несмотря на то, что Локлейн не видел пока оснований для беспокойства.
Когда ужин закончился, вместо того чтобы остаться шить или заниматься резьбой по дереву, все один за другим разошлись по своим холодным домам, чтобы лечь и забыться, пока крик петуха не возвестит о начале нового тяжелого трудового дня.
Локлейн не увидел Мюйрин за ужином. Надеясь разубедить ее в достоверности последних слухов, он отправился на поиски. Он-то знал, чем она пожертвовала ради осуществления своих планов, а теперь вот какие-то новые налоги! Неужели все их усилия окажутся напрасными?
И еще. Счастлива ли Мюйрин? Локлейн всегда восхищался тем, как ей удавалось все, что она затевала в поместье, при этом никто не слышал ни единой жалобы, какой бы трудной и неприятной ни была работа.
Однако она молода и богата. Стоит ей захотеть вернуться в Шотландию к отцу и пожаловаться на свои финансовые трудности, ее, скорее всего, примут обратно в круг семьи. Она могла бы удачно выйти замуж, забыв обо всех бедах, или даже найти кого-то, кто согласится вместо нее принять владение Барнакиллой.