– Моя такса – три Билла, – деловито предупредила она.

– До сих пор тут брали двадцать пять, – проворчал ПаттонКхан.

Девка хихикнула.

– Я играю в Монику лучше всех на этой гребаной улочке, – заявила она. – Ты не пожалеешь, медовенький.

– Ладно, куда едем? – спросил ПаттонКхан, трогая машину с места.

– Следующий поворот направо, там покажу.

Он включил мигалку и свернул в переулок. По тротуарам слонялись десятки профессионалок на любой вкус, всех цветов и оттенков кожи.

– Меня зовут Кевин, а тебя?

– Салли.

Оба солгали, как всегда в таких ситуациях.

– А вон мой дом. Среднее парадное.

– Нет ли поблизости бесплатной парковки? – буркнул ПаттонКхан, недовольно косясь на парковочные счётчики, понатыканные на столбиках вдоль обочины.

– Чего нет, того нет, – равнодушно откликнулась девица.

Ну да, понятное дело, ведь не ей же деньги зря тратить.

Выйдя из машины, ПаттонКхан сунул чип-карту в счётчик и уплатил за полтора часа стоянки. Затем, под руку с девицей, вошёл в провонявший мочой подъезд стандартной послевоенной постройки, дешёвой и уродливой. Плохонькая квартирка на третьем этаже объединяла в одной комнате прихожую, кухню и спальню. До второй гражданской войны такая планировка считалась модной, теперь она стала вынужденной необходимостью.

– Деньги вперёд, – потребовала девка, подбоченившись.

Отсчитанные ПаттонКханом купюры она цапнула с хищной сноровкой, как лягушка муху, и без лишних околичностей стала раздеваться. ПаттонКхан также разоблачился донага и потащил шлюху на расстеленную загодя кровать.

После затяжного слюнявого поцелуя ПаттонКхан перекатился на спину, и девка принялась обрабатывать его член пухлым чмокающим ртом. Насчёт незаурядного мастерства минетчицы она явно прихвастнула. Ей пришлось изрядно потрудиться, прежде чем половой орган клиента обрёл чугунную стать. Лежащий на спине ПаттонКхан лениво тискал её обвислые жирные груди. Он уже не мог взять в толк, с чего бы вдруг его так потянуло к этой толстой кургузой бабёнке там, на улице.

– Как ты хочешь? – игриво хихикнув, спросила она. – Как собачки?

– Да, – сдавленно буркнул ПаттонКхан.

Она повернулась к нему пухлым задом, раскорячилась на четвереньках. На левой ягодице красовалась небольшая китайская татуировка, цветок хризантемы. Волосы в паху шлюха не выбривала, сквозь влажные тёмные кудряшки розовела срамная раковина.

ПаттонКхан навалился сверху и, снедаемый нетерпением, вонзился в её хлюпающую дырку. Набрякший, горячий член оросила освежающая влага. От этого вдоль позвоночника заклубилось потрясающее ощущение истомы, которого лишены спаривающиеся земноводные. Шлюха задвигалась в такт движениям самца, испустила томный фальшивый стон. Стандартный саундтрек паршивого порнодиска.

– О-о-о-о... – постанывала девка. – О-о-о-о... А-а-а-а...

Кхан забавы ради ухватил примитивное узенькое сознание самки, переключил его на себя и ассимилировал на уровне квази-клона. Однако результат оказался обескураживающим. Убогая тварь спаривалась равнодушно, обрывки её куцых и холодных мыслей вертелись вокруг полученных денег. Тридцать тысяч безостановочно порхали в её мозгах, она всё никак не могла решить, сколько потратить, а сколько отложить в счёт квартплаты, тем более, с парнишки в крутой тачке она стребовала на пять тысяч больше обычной таксы, и это её чистый доход, про который Сэму знать вовсе не обязательно... На самом деле её звали Хелен Койкауд.

– Я задам этой суке жару, – вдруг пообещал Паттон, уловивший лёгкое разочарование своего хозяина.

Крепко ухватив самку за жирные ягодицы, самец задвигался быстро, сильно и резко, погружаясь вглубь до упора и поддевая головкой члена мясистый вход в матку. Вот так! Ийех-х! на, на, на, получай! Сладчайшая, взрывная боль брызнула в женском теле фонтаном и ещё, ещё, ещё! Её наконец пробрало, а ПаттонКхан захмелел от гордости. Она уже не профессионалка, просто стонущая в экстазе самка.

Подкатил бурный двойной оргазм, и, балансируя перед его вздымающимся неудержимо гребнем, три помутившихся сознания слились в одно. Раздался хриплый басовитый стон, ему вторил пронзительный визг.

Накатило полное умопомрачение. ПаттонКханХелен сгрёб сам себя пятернёй за волосы, рванул, запрокидывая сам себе голову, впился зубами в натянутое как струна своё горло. Хрустнули выкручиваемые шейные позвонки. Он жадно глотал солоноватую кровь, изнывая от бешеных содроганий матки, извергаемое семя хлестало сладчайшими тягучими толчками. Свирепое упоение. Молния смертной боли. Титанический восторг.

Кхан извивался в бассейне, впустую клацая хелицерами, Паттон мотал головой, намертво стиснув челюсти, лёгкая как пушинка Хелен взмыла над простынёй, испятнанной багровыми брызгами, и блаженно устремилась к далёкому ослепительному свету сквозь тёмный тоннель.

А ещё через секунду всё рухнуло, померкло, разъединилось, и ПаттонКхан оторопел, глядя на простёртый под собой труп. Из перекушенной щитовидной железы обильно хлестала алая кровь. Сипло дышащий пси-клон отпрянул от безжизненного тела, метнулся в ванную, склонился над биде. Его вырвало.

В мозгу мельтешили суматошные мысли о возможных уличных свидетелях, а ещё об отпечатках пальцев и прочих уликах, которые необходимо уничтожить. Самой важной ниточкой, которая могла вывести полицию на след Паттона, была универсальная чип-карта, которой он заплатил за стоянку. Значит, надо спешить домой, к компьютеру, чтобы замести следы. Найти фирму, ведающую парковкой, и переделать номер счёта, откуда поступили денежки. А потом подчистить свой банковский счёт. Главное – сохранять спокойствие. Всё будет шито-крыто.

* * *

Пасха выдалась погожая и жаркая. Василий испёк вкуснющий рассыпчатый кулич и, как всегда, освятил его в храме Николая на Таганке. А Березин решил устроить себе настоящий праздник, сходить на всенощную не в виреле, а вживую. Надел парадный мундир со всеми регалиями, вызвал спецавтомобиль и, сопровождаемый Василием, отправился в храм Иоанна Воина на Якиманке. Он особенно любил эту небольшую, стройную церковку, выстроенную в пряничном стиле московского барокко.

Народу пришло много, внутрь не протолкнуться, и даже паперть запружена толпой. Березин сидел в инвалидном кресле поодаль, истово и непрерывно молился. После крестного хода люди стали расходиться, и ему удалось попасть внутрь храма.

Василий встал напротив царских врат, принялся размашисто креститься и отбивать поясные поклоны. Березин же первым делом поставил две свечки, одну перед иконой Серафима Саровского с вделанными в оклад мощами, другую перед висевшей рядом копией келейной иконы святого – Богородицей «Умиление». Помолился, глядя на светлый лик провидца, который предрёк, что Господь помилует Россию и приведёт её путём страданий к великой славе. Затем, приподнявшись в инвалидном кресле, он приложился губами к овальному тёмному кругляшу, на вид как бы вылепленному из смолы. И от прикосновения к плоти великого молитвенника нахлынул небывалый, неизведанный доселе восторг – словно бы тугая, напоённая электричеством струна зазвенела в теле, натянувшись от головы до пят.