уже нет, но они находятся в иной сфере. Эти самые умники на своих плечах держат этот мир, держат всех остальных.

Капитан молчал. Он хотел услышать продолжение моего изложения того, каким я вижу этот мир. Поэтому после недолгой паузы он немного склонил набок голову, как бы говоря мне: «Ну, и что же дальше?»

– Эти самые умники нужны для того чтобы планы всех вышестоящих приходили бы в действие. Они – исполнители, хотя и косвенные. Исполняя свой долг, они фактически выполняют функцию поддержания баланса. Но силы их не бесконечны. Пока они существуют, и пока компенсирующая сила держится в пределах какого-то определенного допустимого диапазона этот баланс будет ощущаться. Иными словами, пока они есть со всеми своими добрыми делами, мир будет существовать. Как только этот баланс нарушится мир войдет в фазу необратимого увядания. На это указывают различные писания, об этом говорит наука. Не будет этих умников – не будет и всех остальных. А вокруг все и вся так и стараются выжить умников из нашей жизни, переманить на свою сторону, очернить, огорчить, сломать. Лично вас я не очень-то хорошо знаю и не могу поэтому судить, но мне кажется, что вы пока что находитесь на стороне умных.

– Пока что?

– Да, а иначе я и не могу ничего сказать. В этой жизни все меняется.

– А вы сами себя к умникам относите? – поспешил уточнить мой собеседник.

– Трудно сказать. Вы же сами видели, что в какой-то момент создается впечатление, что я против них действую… Я вижу в них добрые начала и позитивную энергию, но они тратят ее попусту, они абсолютно не умеют ее контролировать и направлять в нужное русло. Они не могут мыслить комплексно, не умеют ставить задачи, оценивать свои силы, принимать решения, адаптироваться, когда это необходимо. Они не готовы идти, что говорится, насмерть и уносить с собой по небольшому кусочку от своего соперника.

Следователь насторожился. Он услышал в моей реплике что-то, что показалось ему достаточным для того, чтобы серьезно взяться за дело о сидящем перед ним возмутителе спокойствия. Может быть от этого будет зависеть его личная карьера, может быть его наградят, и, в конце концов, может быть он тот, кто предотвратит какую-то назревающую проблему. В любом случае, это дело вновь стало его интересовать.

– Вы вот так пришли на митинг, в одной сорочке? Или кто-то подвез вас, и, может быть, ждал, когда вы вернетесь?

– Нет, никто меня не ждал, – ответил я, не понимая к чему это следователь клонит разговор. – Некому меня ждать вообще-то… А сорочка – поверьте мне: я сейчас все еще продолжаю наслаждаться прохладой; осенью же я только и начинаю спокойно носить эти летние вещи, когда снова становится прохладно.

– И вам не холодно?

– Нет. Прохлада – заметьте, не холод – она есть не что иное как состояние среды, в которой мы находимся, состояние атмосферы. А если я пребываю с ней в гармонии, то мне хорошо в любых условиях, будь то холод, прохлада, жара, дождь…

– Да, но есть какие-то общепринятые человеческие нормы, с которыми не поспоришь, – заметил капитан. В этот момент мне показалось, что он несколько отвлекся от своей главной задачи и захотел поддержать тему этой беседы. – Даже если вам самим не хочется утепляться, не ощущаете ли вы некий дискомфорт, видя, что все вокруг одеты по сезону, и смотрят на вас, скажем так, с непониманием? Вон даже на видео видно, как вам говорят: «Вы замерзнете» …

– Мне не привыкать. Люди не понимают меня, не хотят понять… Да и не могут. И я их понимаю. Трудно поверить в то, что кто-то может так сильно любить эту жизнь.

Повисла пауза. Следователь нахмурил брови и смотрел прямо мне в глаза, как бы пытаясь согласовать то, что он услышал только что с тем, что он уже успел услышать за все это время. Потом, будто пытаясь отделаться от какого-то наваждения, вдруг встряхнул головой и, не торопясь, спросил:

– Как одежда и любовь к жизни связаны друг с другом?

– Сам не знаю, – начал было говорить я, скривив рот. Создавалось впечатление, будто я ляпнул что-то и теперь думал, как бы оправдаться. Но придумывать ничего не нужно было, ведь я верил в то, что говорил. Мне теперь предстояло просто попытаться найти рациональное объяснение того, что я сказал, основываясь лишь на своих чувствах, попытаться выстроить какую-то последовательную цепь суждений, по которой мне надо будет провести своего собеседника. Я также чувствовал, что тот перестроился со своей изначальной позиции «работа у меня такая» на новую – «посмотрим, что ты за птица такая».

«Только не криви душой», – настраивал я сам себя. И продолжил.

– Я думаю, что ничего плохого нет в низкой температуре. Ее не нужно воспринимать как что-то плохое, негативное. Конечно же нам неприятно выходить на мороз, но мороз-то не сразу вдруг сваливается нам на голову. Природа постепенно подготавливает все вокруг к смене температуры, и она дает предостаточно времени на то, чтобы мы успели подготовиться. Вот если бы все происходило внезапно мы могли бы сетовать, возмущаться, что мы, в общем-то, и делаем по поводу и без повода. Но это не так! Принимая каждый день как дар, мы принимаем все, что приходит с этим днем, и, если мы будем это делать постоянно, жизнь превратится в постоянную благодарность чему-то за что-то. Может быть отсюда и будет происходить наше счастье. То есть получается, что если мы будем постоянно любить то, что у нас есть, мы будем в постоянной гармонии с окружающим, со Вселенной. Пребывание же в постоянной гармонии с жизнью не оставляет места для недовольства.

– Ты сам-то… извините, вы сами-то…

– Нет-нет, я не буду против если мы перейдем на более фамильярное обращение друг к другу, – я решил дать следователю больше свободы в общении, надеясь, что это может принести какие-то неожиданные плоды. – Может так будет даже лучше.

– Ну хорошо, – ответил капитан, немного помявшись. – Все равно эта часть беседы не будет протоколироваться.

– Ну, если это в рамках закона…

– Не переживай! Так значит сам ты счастлив и пребываешь в постоянной гармонии? – продолжил следователь.

– Эх, если бы я только мог! Ведь постоянно что-то мешает, пытается выбить меня… нас из колеи. Мы постоянно слышим что-то нехорошее, видим что-то плохое, делаем что-то нездоровое. Вот говорят, что все идет изнутри – и хорошее, и плохое. А вот я считаю, что плохое приходит снаружи, и для этого это «плохое» будет использовать не только все пять