Долго с горечью сидела она на пожарище своего дома…

«Вот то, что осталось от песочницы, где играли Галя и Наташа, – рассуждала Александра. – Вместо нее глубокая воронка, наполненная водой. Война отобрала у нас с Сашей детей. Как же жесток мир, и в нем люди, просящие помощи у Неба, но Оно часто отвечает молчанием. Всякий раз, когда я вспоминала и вспоминаю, что Господь справедлив, я дрожала и дрожу за свою страну».

Несомненно, она была права в своей осторожности, так как по возвращении в СССР остарбайтеры нередко признавались советскими властями изменниками Родины. Многие вернувшиеся из немецкого плена или работ в Германии были духовно и физически сломлены.

Помню, наша соседка Мария К-ва, вернувшаяся к матери в 1946 году из Германии, подвергалась всяческим унижениям со стороны соседей и других людей, живших на нашей улице. Ее обвиняли в том, что она жила и работала в Третьем рейхе в свое удовольствие, тогда как в Советском Союзе народ прозябал в холоде и голоде при оккупации, борясь с гитлеровскими захватчиками на фонтах и в партизанах.

Ее затаскали по всяким «дорасследованиям» в районном отделе УМГБ. Потом отстали, она оказалась даже патриоткой на чужбине. А в лихие 90-е за принудительный труд в Германии получила какую-то сумму компенсации от правительства ФРГ.

* * *

Однажды Александра Шурепова забрела в расположение фольварка, окруженного красивым по кузнечной выделке металлическим забором. Небольшой двухэтажный дом был построен в стиле фахверк. Под красной черепичной крышей четко выделялся высокий флигель. Боковая пристройка чем-то напоминала водонапорную башню. Белые стены с коричневым каркасом уютно вписывались в фон окружавших дом деревьев.

Александра обошла мызу вокруг забора и подошла к калитке. Во дворе прогуливал небольшую комнатную собачку седовласый старик. Песик породы пудель абрикосового окраса резвился на мартовском газоне.

– Иди ко мне, – приказал хозяин по-польски.

Пудель засеменил, перебирая коротенькими лапами, к хозяину, который держал в руках теннисный мячик.

– Панове, не нужна ли вам помощница в хозяйстве? – спросила, перемежая польские и немецкие слова, Александра.

– Хорошее и нужное предложение, но мне надобно посоветоваться.

Он открыл калитку и пригласил женщину в дом.

– Прошу, паненка, садитесь. – Старик указал на скамейку с витиеватой старинной резьбой, стоящую в коридоре, похожем на огромную террасу, и поднялся на второй этаж.

Через минут десять он спустился с двумя женщинами.

Как выяснилось, проживает в доме семья онемеченных поляков: старик со старухой и невестка.

– Меня зовут Тадеуш Каминский, это мои жена Ядвига и невестка Барбара, – отрекомендовался старик.

– А я – Александра, – представилась Шурепова.

Беседа протекала интересно.

Саша рассказала только часть правды – мол, ищет своих детей. Они поверили ей, а в ответ на искренность гостьи поведали и свою трагичную правду. Война забрала у них сына – в тридцать девятом году погиб под Вестерплатте. Тяжело в хозяйстве без помощника.

– Чем могу, я вам помогу, – торопливо проговорила гостья.

– Добже, добже, паненка, – закивала Ядвига…

В ходе дальнейшей беседы договорились, что Александре они готовы будут платить символическую плату, кормить, одевать и предоставить угол с кроватью. Ее, в свою очередь, попросили помогать в приготовлении пищи, стирке и справиться со скорой огородной посадкой, а потом, если все у них будет складываться прилично, собрать урожай с грядок и садовых деревьев.

«А потом засолить, замариновать, наварить варенье и прочее. Меня не устроит такая перспектива, но надо соглашаться – иначе я не выживу, у меня сейчас безвыходное положение. Я должна искать девочек и мужа», – трезво рассуждала Александра.

Она провела в семье у Каминских две недели, а потом неожиданно ночью началась бомбежка – и недалеко разорвавшаяся бомба раскурочила половину уютного флигеля, пристроенного к дому. К счастью, обитатели фольварка не пострадали. Хозяева приняли решение перебраться к родственникам в Краков. Засобиралась, только не на запад, а на восток, и Александра.

Пришлось снова идти. Ночевала в покинутых стодолах, ригах, овинах, боясь заходить к местным гражданам, зная, как некоторые из них относятся к русским. Она несколько раз могла попасть в лапы немцев и «лесных братьев» в Литве. Правда, иногда находила семьи местных жителей, к которым устраивалась помогать по хозяйству…

16 июня 1945 года она оказалась в Каунасе. Переночевав у сотрудницы госбезопасности – как ей казалось, единственного человека, который мог ей посочувствовать и был достаточно информирован, – она долго расспрашивала ее о судьбе гарнизона, детей и мужа. Увы, хозяйка коммунальной комнатушки, коллега супруга не смогла ее утешить добрыми вестями об Александре Алексеевиче.

Подгоняемая желанием найти дочерей, на следующий же день она уехала в Мариямполе, чтобы продолжить искать Галину и Наташу.

Так она дошла до освобожденной нашими войсками Риги, где ее направили в лагерь для перемещенных лиц. И здесь она не гнушалась черновой работы: мыла полы в кабинетах начальства, убирала мусор на территории, ухаживала за цветами на подоконниках, и ее в качестве поощрения отпускали по увольнительной на несколько часов в город…

От местного начальника городского управления госбезопасности, которого недавно назначили на эту должность, она узнала, что ее муж погиб. Но никаких подробностей и документальных ссылок о времени и месте гибели супруга он не показал в разговоре.

«Нет и еще раз нет, сердце подсказывает, что он жив и так же, как я ищу его и детей, он в поисках нас, – размышляла Александра, покидая кабинет высокого чекистского начальника. – Я должна искать моих многострадальных дочерей – Галину и Наташу, ну и, естественно, Сашеньку».

Конечно, известие о гибели мужа ее потрясло. Эта коварная мысль часто холодной змеей заползала к ней в душу и жалила, жалила, жалила…

Но и опять вмешалась благодарная судьба в ее жизнь, о чем читатель ознакомится ниже…

* * *

Заканчивалась война.

В пылу контрразведывательной работы Шурепов все чаще и чаще мысленно обращался к семье. После освобождения Прибалтики он прикладывает максимум усилий через коллег-чекистов выяснить истинную судьбу семейства. Приходили разные ответы. В одних говорилось, что жена была арестована немцами и содержалась в Мариямпольской тюрьме, а потом в числе других жен военнослужащих ее угнали на работы в Германию.

В других материалах указывалось, что, ничего не добившись на допросах, гестаповцы расстреляли Александру Федоровну.

В третьих констатировалось, что детей фашисты вывезли и определили где-то в приюте на западе Германии…

Были сплетни и слухи с окраской грязных инсинуаций по вполне понятным причинам. Сталинское отношение к нашим военнопленным и остарбайтерам, вернувшимся на родину, было чудовищно холодным, если не сказать жестким, чаще жестоким. Многие прошли через систему унижений арестами, судами и лагерями.