Неужели в этой гостинице больше никто не имеет привычку ходить по лестницам?

И почему в гостиницу постоянно попадают, минуя охрану и бдительных дежурных, сомнительные личности?

Вопросы в затуманенном разуме менялись один за другим.

Мысли Антона, цепляясь за осколки сознания, никак не могли соединиться воедино и принять обоснованные очертания. Лишь бестолковые звуки, летающие вокруг, удалялись и спустя некоторое время возвращались. А еще был жар, вливающийся внутрь.

А потом все исчезло. Пропало, словно не было. Наступил покой и чувство легкого, невесомого счастья. Словно первый мартовский день детства. Первого и последнего дня детства, когда умер отец. И в тот момент, когда это известие пришло в его семью, в Антоне Струге перемешались эти два чувства. Еще не исчезнувшая беспричинная радость от первого дня наступившей весны и стиснувшая голову, словно тисками, боль утраты…

Он никогда за все прошедшие с того момента тридцать лет не вспоминал этот день. А сейчас, словно по наваждению, он ощутил это чувство перемешанных, совершенно несовместимых ощущений.

Струге лежал между восьмым и седьмым этажом гостиницы, посреди осколков разбитой бутылки.

На его голову чьей-то заботливой рукой была надета его же шапка. Вокруг него была спиртовая лужа…

Сознание ловило отдаленные звуки, а перед полузакрытыми глазами мелькали какие-то тени. С трудом разлепив веки, увидел рядом с собой Выходцева. Тот что-то внушал знакомой тетке и выпроваживал ее за дверь.

Что за тетка и где он мог видеть ее раньше? Бред какой-то…

Вопреки всем ожиданиям, очнувшись, он стал понимать столько же, сколько понимал в бессознательном состоянии. Те же бестолковые движения вокруг, те же гортанные звуки.

Да что такое, мать-перемать, происходит?!

– Очнулся, слава тебе господи! – заверещала тетка. – Превратили гостиницу черт знает во что!

– Не мешай, женщина, имя господа нашего с нечистым… – пробормотал Антон.

– Тьфу! – в сердцах произнесла женщина. – Доложу начальству!

– Не нужно никому докладывать! – донесся до Струге бас Выходцева. – Легче вам от этого не станет. Все, забыли!

– Щас, забыли! Я уже сотрудников вызвала! Судья он или не судья – мне все равно! Приедут, пусть разбираются!

А-а-а-а!.. Вот что это за тетка! Это та самая, что Максимку Меньшикова выпроваживала!

– У-у-у… Какая!

– А вы не мычите, гражданин!! – взбеленилась дежурная. – Завтра сообщат на работу, как вы тут квалификацию повышаете, тогда я посмотрю, как вы замычите!

– Да-а-а… Тогда я точно замычу…

С виноватым видом Выходцев выпроводил женщину за дверь.

Оторвав голову от подушки, совершенно пьяный Антон обвел мутным взглядом помещение. Возвращающийся от двери Борис, сидящие неподалеку Бутурлин и Злобин…

– Мать моя! Я в номере, что ли?! Боря, как я сюда попал?!

– Принесли, – раздался с какой-то ядовитой интонацией голос судьи из Мурманска.

– А кто?.. – Струге распространял в воздухе запах спирта.

– Люди добрые, – ответил Бутурлин, пока Выходцев усаживался в изголовье кровати Антона. – Как еще сил хватило сказать, кто вы и в каком номере живете? Вы же пьяны, как скотник, Струге! И это тот человек, который обещал мне жуткое утро после трех стопок водки? Вы – человек слова, Антон Павлович. Обещали нажраться до упаду – и сделали.

Отмахнувшись от Бутурлина, как от назойливой мухи, следователь наклонился над лицом судьи.

– Расскажешь все после. А сейчас соберись с силами, я тебя отсюда увожу. Говорил ведь!.. Говорил, что тебе нельзя здесь находиться!..

Усадив судью в положение, близкое к вертикальному, Выходцев стал надевать на Струге ботинки. Самым трудным оказалось насадить дубленку на его крепкое тело. Всякий раз, когда следователь пытался вдеть руку в рукав, Струге падал, как кукла. При этом он пытался рассказать москвичу, как упоительны в Тернове вечера…

Когда процесс одевания был закончен, Струге уселся на кровати. Судя по всему, какие-то молекулы разума все-таки пробились сквозь пелену опьянения.

– Один момент, Боря… Есть несколько способов похудания и выведения шлаков из организма… Долина утверждает, что это система «шесть»… – Опираясь на плечо Выходцева, судья поднялся. – Настаиваю, что это система «раз-два»…

Дойдя до туалета, он долго закрывал за собой дверь.

– Поражаюсь, как можно было надраться так молниеносно… – Бутурлин, качая головой, смотрел куда-то под карниз.

– В котором часу он вышел из номера? – спросил Борис Сергеевич, поднеся часы к лицу.

– За пятнадцать минут до того, как его принесли менты с седьмого этажа. И еще принесли вот это. – И Иван Николаевич выдвинул ногой из-под стола пол-литровую бутылку водки «Столичная». В ней еще оставалось немного жидкости. – Если верить их словам, то рядом с бездыханным телом уважаемого Антона Павловича были осколки еще какой-то тары. Кстати, он звонил жене. Может, дома что-то случилось?

– Ну, он же взрослый человек! – прошептал Злобин, доселе хранивший молчание. – Мог бы поделиться проблемой в этом случае, а не пить…

– Ну, пить-то проще.

– Да, спелись, голуби… – непонятно в чей адрес бросил Выходцев. – Антон!

Раздался шум бурлящей реки…

Судья вышел из туалета, но тут же зашел в ванную.

– Им кто-нибудь интересовался?

– Нет, – ответил Злобин.

Выходцев встретил Струге на пороге ванной, отнял от его лица полотенце и надел на влажные растрепавшиеся волосы шапку. Подхватив уже начинающего приходить в себя Антона под руку, он вышел и аккуратно притворил за собой дверь.

– Да, дела… – вздохнул Злобин. – Думаю, что сообщить о таком поведении судьи в ректорат академии – ваш долг, Иван Николаевич. Если мы создадим подобный прецедент, без юридических последствий, мнение о судьях может сильно пошатнуться. А оно благодаря Антонам Павловичам и без того невысокое. Слава богу, дело еще не дошло до прессы.

– Вы совершенно правы, друг мой, – согласился Бутурлин, разливая «Смирнофф» по рюмкам. – Если все оставить как есть, то не только в стенах академии, но и за ее пределами распространится слух об истинном лице российского правосудия. Из-за таких, как Струге, люди будут думать, что судьи если что-то и делают от души, так это бражничают. Ай, Струге, не ожидал… Ну, за Закон, Марат Михайлович!..

– …Да!! – рявкнул в трубку Лисс, услышав долгожданный звонок.

– Михаил Юльевич, это Саша. Приятное известие. Кажется, мы нашли дом, куда ездил следак с судьей. – Гул в трубке означал, что Бес разговаривает в машине.