– Да что ты несешь-то такое, господи! – всполошилась баба Настя, хватаясь за нее обеими руками. – Куда это ты собралась, зачем? Да Женька мне до смертушки не простит! Не думай даже, тут живи!

Но пользоваться бабкиным гостеприимством Марине пришлось совсем недолго – в футбольном клубе назревали перемены, требовавшие ее непременного участия и присутствия в городе, поэтому пришлось вернуться. Хохла освободили через две недели, ну, дело ясное – ничего против него у милиции не было и быть не могло. Коваль приехала за ним к зданию СИЗО в сопровождении двух джипов с охраной.

– Президента встречаешь, котенок? – улыбнулся Хохол, подхватывая ее на руки.

– Лучше – тебя, Женька! – Она поцеловала его, пахнущего тюрьмой, тесной камерой, табачищем и еще черт знает чем. – Поедем домой, я соскучилась. Хотя… – Марина прищурилась, разглядывая его небритое, похудевшее лицо, провалившиеся от недосыпания глаза. – Может, сначала в «Шар», а домой успеем? Не возражаешь?

– С тобой – хоть назад, на кичу, – усмехнулся Хохол. – Только, котенок, не одет я для ресторана, да и в душ бы мне…

– А меня это возбуждает, – прошептала она ему на ухо. – И душ я тебе потом сама устрою, да такой, что век не забудешь…

Глазищи Хохла блеснули в предвкушении, а Марина невозмутимо села за руль «Хаммера» и повезла его обедать в «Шар».

По обыкновению, обед затянулся, и домой они добрались только к вечеру. Отпустив всю охрану и Дашу отдыхать, Марина увлекла Женьку за собой в душ, там содрала с него все тряпки, пропахшие тюрьмой, и велела вставать в кабину. Хохол, неплохо изучивший ее за эти годы, подчинился. Она тоже быстро разделась, распустила волосы и шагнула к нему. Теплая вода струилась по их телам, Коваль выдавила на себя из тюбика гель с зеленым чаем и яблоками и скользила по Женьке вверх-вниз, насколько хватало роста. Он прикрыл глаза, откинувшись на стенку кабины и одной рукой придерживая Марину.

Но и это было еще не все – помня о его неземной страсти к эротическим фильмам, Марина припасла в спальне баллончик взбитых сливок, протянула его Женьке, растягиваясь на постели:

– Все, что захочешь сам…

– Ты – мой праздник, – прошептал он, ложась сверху. – Мне больше ничего не нужно.

Они уснули, обнявшись, и так провели всю ночь, не выпуская друг друга из объятий.

– Котенок мой любимый… – бормотал Хохол сквозь сон, поглаживая ее. – Сладкая моя…

Марина спрятала на его груди лицо и чувствовала себя абсолютно счастливой.

Утро началось с запаха свежесваренного кофе с корицей – Хохол вернулся домой.

Коваль сидела в постели, держа обеими руками чашку с крепким ароматным напитком, в ногах у нее устроился Женька, лежа на боку и подперев голову кулачищем.

– Ты чего? – спросила она, заметив, каким взглядом он смотрит на нее.

– Соскучился, – улыбнулся Хохол.

– А-а! – протянула Марина, отпивая кофе. – Я подумала – злишься за вчерашнее.

– Не злюсь, – он переместился на подушку, обнял Марину за талию.

– Мы вставать будем сегодня? – поинтересовалась Коваль, поглаживая его по бритому затылку.

Женька уткнулся носом ей в шею и пробормотал:

– Нет. Сегодня суббота, будем весь день лежать.

– Знаешь, дружок, мне вообще-то не мешало бы в салон съездить, маникюр кошмарно выглядит, волосы тоже, да и массаж не помешал бы.

– Массаж могу и я.

– Можешь, кто бы спорил, но не тот и не там! – засмеялась она. – Давай быстренько слетаем и вернемся, даже охрану не возьмем, ну, Жень?

– Я тебе дам – не возьмем охрану! Думать забудь! – отрезал он. – Тот, кто завалил Ромашина, знал, что там была ты, мало ли что случиться может. Вспомни, столько раз было: не берешь охрану и попадаешь!

– И берешь охрану, все равно попадаешь, – сказала Марина весело. – Вставай, бугай чертов, поехали!

– Да я-то тебе зачем?

– О-па! А ты что, уволился? – удивленно повернулась Коваль к нему, стоя на пороге ванной.

– Нет. Но у меня выходной.

– И кто ж его тебе дал-то, болезный мой?

– Я не прошу ничего, я все беру сам! В том числе и тебя! – зарычал шутливо Хохол, срываясь с постели, хватая Марину в охапку и засовывая под ледяной душ. Она визжала так, что во дворе зашлись лаем собаки…

Через два часа Коваль была уже в салоне, лежала на массажном столе и расслаблялась под умелыми руками массажиста Виталика.

– Запустили вы себя, Марина Викторовна, – сетовал он, разминая ее спину и плечи. – Да и нога опять плохо двигается.

Она порой даже сама забывала о том, что правая нога так и не пришла в порядок после тяжелого ранения в позвоночник, и комплексов по этому поводу давно не испытывала, потому за помощью к массажисту обращалась крайне нерегулярно и бессистемно. Хромота была почти незаметна, хотя трость свою Марина и не забросила, а Женька любил ее любую и совершенно не выносил, когда кто-то напоминал о ее больной ноге. Вот и сейчас, сидя в углу кабинета в кресле, он моментально вскинулся:

– Ты давай руками работай, а не языком чеши, умник!

Виталик вздрогнул – он прекрасно знал, как больно может вывернуть руку Маринин телохранитель.

– Поворачивайтесь, Марина Викторовна, – проговорил он, и Коваль легла на спину. Виталик нервно сглотнул – она лежала перед ним почти совершенно голая, если не брать в расчет узкую голубую полоску стрингов.

– Ну, что замер? – поинтересовалась Марина. – Работай дальше.

Краем глаза она заметила, как прикусил губу Хохол, наблюдая за скользящими по ее телу руками массажиста.

– У вас такая кожа нежная, сразу синяки, – заметил Виталик, поливая ее массажным маслом.

– Так ты аккуратнее, чтобы не оставались, – дружелюбно посоветовал Хохол. – А то ведь синяки дело заразное, враз и сам посинеешь.

Марина захохотала, не вынеся его юмора:

– Виталик, все в порядке, Женя шутит!

– Да если бы! – вздохнул Хохол…

Словом, Виталик был только рад, когда Коваль, наконец, закончила процедуру и встала с его стола.

Поправив маникюр и покрасив заново волосы, она осталась довольна тем, что отражало теперь огромное зеркало, да и макияж, умело наложенный визажистом, убрал с лица лет пять-семь жизни, и сейчас ей было едва ли двадцать пять, только глаза…

Их не спрячешь, не замажешь косметикой, даже яркие зеленые линзы не маскируют выражение, застывшее в них намертво, – ее глаза больше не улыбались. Коваль могла хохотать во все горло, но в глазах не мелькало и намека на веселье.

– Кошмар какой-то, – всегда бормотал Хохол, когда видел это.

Перед тем как покинуть душный город, Коваль заглянула в клуб к племяннику. Колька обрадовался, долго кружил ее по своему кабинету: