ВОСПОМИНАНИЯ:

Мохов Ростислав

Под Синявино была болотистая местность, и там постоянно застревали танки. В основном в этом болоте мы и возились. Один танк другой тащил. А когда кольцо сомкнулось, оказалось, что там остался один КВ и один Т-34. Они были сломаны. У «34-ки» была не в порядке коробка, он не мог завестись, а у КВ вышел из строя стартер. Нам с товарищами приказали их починить (я служил электромехаником) и вывезти из окружения, потому что бросать танк нельзя — трибунал.

Я с собой взял стартер, а он весит килограммов 15, еще автомат и сумку с инструментом. Наш повар, понимая, куда я должен идти, дал две банки мясных консервов и посмотрел на меня, как на обреченного. Мы пошли ночью, проскочили полосу, которая то была наша, то немцами занята. Во вторую ночь попали под автоматную очередь. Ребята побежали, а я упал, у меня ведь тяжелый груз. Не видно было ничего. Я пролежал почти до утра, а когда стало светать, увидел, что лежу в колее от танка. И я стал пробираться по этой колее. Так и дошел до наших двух танков.

Когда поставили стартер и я махнул рукой, чтобы запускать, думаю: не дай бог не заведется… Запустили машину, завелась, такое было всеобщее ликование: значит, мы все оттуда выходим! Начали выбираться. Меня посадили на самое почетное место — внутрь, на боеукладку. А потом набился полный отсек людей. Выбрались из окружения просто чудом.

Когда мы наступление начинали, у нас не только самолетов не было, но и средств противовоздушной обороны. Немецкие самолеты бомбили нас совершенно спокойно, просто избиение какое-то было. И вообще место для наступления было выбрано неудачно. Мы двигались туда, где никакого плацдарма практически не было. Эта операция была бесперспективна, а нам объяснили так: «Сейчас идет наступление немцев на Сталинград и здесь, на Неве, мы должны отвлечь их силы, чтобы они не перебросили свои войска туда». Мы просто были мясом, благодаря которому немцы теряли свои силы.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Широкогоров Иван

7 сентября 1942 года нашу курсантскую роту подняли по тревоге. Отправили сначала в Мельничный Ручей, а оттуда в Невскую Дубровку. В это время как раз начиналась четвертая попытка прорыва блокады, так называемая Синявинская операция. Участвовали 115-я стрелковая дивизия, 4-я бригада морской пехоты и нашу курсантскую роту привлекли. 9 сентября на 8-й переправе мы начали форсировать Неву, отвоевывать тот самый Невский пятачок, который так теперь знаменит. Невский пятачок не заняли в тот период. Нас вернулось из 180 курсантов всего 70. Остальные погибли или были ранены, но в основном погибли.

В следующий раз мы переправились 25 сентября, заняли этот пятачок. Мы, курсанты, делали все вместе с войсками, а затем поступила команда «курсантов вернуть в училище». Нас вернулось всего 11 человек.

Я теперь понимаю, почему не удалось в первый раз взять Невский пятачок, потому что вооружение не поступало, не было превосходства наших сил ни в артиллерии, ни в авиации, ни в танках.

ВОСПОМИНАНИЯ:

Беляев Павел

Я врач, и моя задача заключалась в том, чтобы оказать помощь раненым, вынести с поля боя, отправить на дальнейшую эвакуацию, добиться, чтобы в войсках не было эпидемических заболеваний. Но ведь голодали не только гражданские люди, но и военные. Питание было очень плохое. И ко мне на амбулаторный прием приходили люди совершенно ослабленные, с отеками, авитаминозными поносами. Я некоторых освобождал от тяжелого физического труда. Меня вызвал секретарь партийной комиссии, говорит: «Товарищ Беляев, вы что, решили сорвать прорыв блокады Ленинграда?» А я говорю: «А что бы вы сделали на моем месте как врач?» — Молчит. В конце концов, не помню формулировку, но мне выговор всучили. А потом, через 10 дней, приходит приказ по фронту, подписанный Говоровым, такого рода больных освобождать от тяжелого физического труда. Я прихожу к секретарю партийной комиссии, говорю: «Снимайте выговор, вы не правы». А он: «Не имеем права, только через 3 месяца сможем снять». За всю мою деятельность это был первый и последний выговор. Незаконно приписанный.