Дима на радостях закурил, повалился ничком на кровать. Выдыхал дым густой струей к потолку "Может, – подумал, – мне и выпить за удачу?"

У него имелись купленные в шереметьевском "дьюти фри" джин и виски. Но день только начинался – бог его знает, куда придется сегодня ехать. Дима справился с искушением.

К тому же казалось, что он не все додумал до конца.

Оставалось что-то еще. Еще какие-то возможности.

Версии…

В голове мелькало: "Шевелев… Русский по происхождению… Завещание… Поездки Полы в Москву…"

И вдруг, словно в награду за воздержание от пития, Диме пришла в голову другая идея: "А может, Поле в нашей библиотеке нужны были не книги? Может, на самом деле ей нужно что-то другое? Не книга, не рукопись…

Другое… Другое… Но – что?.. Может, что-то, спрятанное в книгу?.. Спрятанное! Да, да, хорошо! Близко… Тепло!

Горячо!.."

Полуянов вспомнил "Графа Монте-Кристо". Там фигурировал листок, заложенный между страницами книги.

Белый, чистый листок. Но… Когда аббат Фариа подержал его над огнем, на нем проступило письмо от кардинала Спада, написанное симпатическими чернилами…

В нем было написано, где находятся сокровища.

Дима вскочил с кровати и во всю глотку воскликнул:

"Эврика!!"

* * *

Журналист остановил свой "Форд" на обочине. Подъездная дорожка вела с улицы Марин-драйв к воротам особняка Полы. Он не доехал до усадьбы метров пятьдесят.

Ни ворот, ни ограды пока не было видно. Деревья с уже набухшими почками и кусты заслоняли подъезд. Не видна отсюда и Марин-драйв – улица, где они вроде бы случайно столкнулись с Полой. Оттуда доносился редкий шум машин.

Журналист поставил "Форд" на "ручник". Запирать не стал. Отсюда, из самого богатого района Степлтона, машины не угоняют. А даже если угонят – "Форд" застрахован. Пусть у прокатной конторы голова болит, г' Напрямик, срезая угол, через лесок Полуянов пошел к ограде Полиного особняка.

Лес был до противности чистым – ни одна сухая ветка не хрустнула. Только трава пружинила под ногами.

Вот и ограда особняка. Сложена из коричневого камня. Гладкая. Высотой метра два с половиной. Голыми руками, без веревок и кошек, ее не возьмешь.

Да еще по верху забора торчат острые стальные пики.

Совсем как у наших "новых русских". Ох, тщательно миссис Пола Шеви оберегает собственную privacy .

Журналист пошел вдоль ограды в сторону, противоположную воротам. Довольно скоро, метров через пятьдесят, забор делал поворот. Дальше он под прямым углом уходил к заливу.

Каменный столб на перекрестке оград возвышался метра на четыре. Со стороны усадьбы на нем находилось два черных прибора. Каждый развернут вдоль своей стены. Похоже на фотоэлементы. Станешь перелезать (если, конечно, долезешь до верха!) – сработает сигнализация. Через две минуты явится полиция.

Полуянов пошел вдоль стены – в сторону океана.

Соседний участок охранялся в отличие от усадьбы миссис Шеви номинально: столбы в человеческий рост, три ряда провисшей проволоки. А стена вокруг владений Полы с приближением к заливу не становилась ни на дюйм ниже.

Земля плавно шла под уклон. Залив – прохладный, свинцовый, мартовский – расстилался впереди. Солнце неярко светило сквозь дымку. Золотистые искры порой вспыхивали на поверхности бухты. Парусные яхты и белоснежные катера бороздили волны.

Стена не снижалась. Нигде не нашлось нависающей ветки или выбоин в кладке. В какой-то момент за оградой показалась черепичная крыша главного дома Полы.

"Я как влюбленный школьник, – с досадой подумал Полуянов. – Брожу кругами вокруг дома своего предмета".

И вот обрыв. Берег круто уходил вниз. Под ногами, метрах в пятнадцати, тянулась полоска прибоя. Справа стал виден на обрыве белый соседский дом в колониальном стиле.

Дима посмотрел вниз. Сплошные скалы. Нечего и думать, чтобы спуститься по ним к воде. Слева, защищая владения Полы, из скалы торчат горизонтально двухметровые острые пики. Меж ними натянута сплошная железная сетка.

А внизу в залив вдавалась подводная ограда. Она уходила в бухту на расстояние метров семидесяти от берега.

При этом выступала на полметра над поверхностью воды и также увенчивалась стальными пиками.

Дима задумчиво уселся на краю обрыва. Достал сигарету, закурил. Дурацкие американские запреты благотворно сказались на здоровье. Теперь он старался смолить только тогда, когда его никто не видит, – тем уменьшил потребление табака едва ли не вдвое.

Ясно, что приступом частные владения миссис Шеви не возьмешь. И с суши, и со стороны залива они защищены ох как надежно. Придется что-то придумать. Новую хитрость. Какую? Прыгать на участок с парашютом?

Рыть подземный ход?

Полуянов с удовольствием выбросил окурок на траву, в буквальном смысле девственную: вокруг ни банки из-под пива, ни полиэтиленового пакета, ни бутылки.

На всякий случай журналист все-таки затоптал бычок и пошел обратно.

Добрался до угла и повернул к воротам. Приблизился к входу. На него немедленно уставилась телекамера. Дима помахал ей. Крикнул: "Это я, Пола! Узнаешь?" Затем нажал кнопку переговорного устройства.

– Слушаю вас, – донесся через пару минут снисходительный голос секретаря.

– Пьер, это Полуянов. Я хотел бы повидаться с миссис Шеви.

– Боюсь, это невозможно, сэр.

– Вы можете передать ей сообщение? Важное для нее сообщение.

– К вашим услугам, сэр.

– Запишите слово в слово.

– Да, сэр.

– "Мистер Полуянов знает, зачем миссис Шеви понадобились русские бумаги". Записали?

– Да, сэр.

– Слова "зачем понадобились" можете подчеркнуть.

– Да, сэр.

– Попросите Полу связаться со мной. Мой телефон она знает.

– Конечно, сэр.

Дима отключил переговорное устройство, улыбнулся видеокамере и пошлепал назад, к своей машине.

НАДЯ МИТРОФАНОВА

Мамин архив, пожелтевшие от времени календарные листочки, занимал полный ящик стола. Вечерами, когда Надя слишком уставала для серьезных книг, она просматривала мамочкино наследство. Не глядя, отбрасывала цитаты из Макаренко и Луначарского, хмыкала над советами, как изготовить кухонную мочалку из старых колготок, старалась запомнить разные кулинарные хитрости.

Календарные листки пахли привычно-любимой ветхостью и вызывали щемящее ностальгическое чувство.

Веяло от них временами, заклейменными презрительным словом "застой": безопасностью, защищенностью, уверенностью в завтрашнем дне. Пусть тогда приходилось изготавливать мочалки из рваных чулок – зато Надя с мамой никогда голодными не сидели. Не то что теперь, когда уже за неделю до зарплаты копейки считаешь.