— Такого почета эти гордые поляне древлянам еще никогда не оказывали. Вон как нас угощают! Не зря, значит, мы Морене жертвы приносили, Чернобогу поклонялись. Сила теперь у нас!

Уже шипел рассол на раскаленных камнях, обволакивало все густым паром, размягчались тела и мысли усталых гостей.

Малфрида на дворе стояла и смотрела, как густеет пар над шатровой кровлей баньки. Ольга подошла и встала рядом.

— Пора ли?

— Пора, княгиня.

По ее знаку тут же подбежали к бревенчатой баньке расторопные челядинцы, подперли бревнами двери, обложили стенки заранее заготовленными вязанками сухого хвороста, почти до самой кровли завалили, да еще и смолой облили для пущей надежности. Изнутри доносились веселые голоса древлян, слышалось, что поют довольно, хохочут. У Ольги дрогнули губы, сощурились глаза, она резко отвела руку в сторону.

— Огня мне!

Она первая шагнула вперед, подсунула трещавший смоляной факел под вязанки.

— За тебя, Игорь мой! Да возрадуешься ты в светлом Ирии, что отмщение постигло погубителей твоих. И не видать тебя злой Морене, если такую жертву возношу за тебя!

Они все подходили с огнем, будто выполняя некий ритуал: и ярлы Игоря Грим и Кари, и посадник Свенельд, и бояре Прастен и Свирька, и усталый изможденный волхв Коста. Каждый говорил что-то свое, словно совершая священнодействие. Пламя быстро разгоралось, повалил под дождем густой белесый дым. И в это время из бани стали раздаваться громкие встревоженные возгласы, перешедшие в полные ужаса вопли, отчаянные, безумные, резкие. Древляне стучали изнутри, голосили, проклинали, молили, но все заглушало это полное отчаяния «А-а-а-а-а!», когда уже не остается места мыслям, когда есть только боль и ужас.

Разгоравшееся пламя отражалось в широко распахнутых черных глазах Малфриды. Она тоже так мстила древлянам, она возвела им тот костер, на котором они некогда хотели спалить ее как ведьму. Месть — она такая сладкая!.. И еще ей подумалось: что бы ни говорили все прочие, бросая в огонь факелы, но последнее слово должно остаться за ней. Именно она отправит сгоревших тому, кому нужны жертвы, погибшие не от каленого булата.

Тут ведьма увидела боярина Асмунда. Он смотрел на огонь и молчал. А данный ему факел все еще горел в его руке.

— Что же ты мешкаешь, кормилец княжеский? — приступила к нему Малфрида.

— А ты?

Какой-то миг они мерили друг друга взглядами, и первой отвернулась ведьма, не выдержала его спокойного скорбного взора. Словно почуяв его силу, уступила. И это поразило ее настолько, что она и думать ни о чем не могла, будто силы ее ушли, остались лишь волнение и страх перед чем-то ней постижимым. Малфриде понадобилось немалое усилие, чтобы опомниться, взять себя в руки. Вот это да! Это же просто Асмунд, старый вояка, которого она знала еще при Игоре, с которым у нее были вполне приятельские отношения

Крики в бане поглотил гул разгоравшегося пламени. Малфриде надо было спешить. Она с силой вырвала у Асмунда оставшийся без применения факел и шагнула прямо в дым. Почти не видя ничего, задыхаясь от жара, она сказала:

— Это тебе жертва, Темный. Только тебе!

И бросила факел в огонь. Быстро выхватила из-за пояса иссушенную когтистую лапку и сотворила ею знак, который, как откуда-то знала, соединит ее с Кощеем. И едва не задохнулась, так вдруг пахнуло на нее паленой человеческом плотью. Но только на миг, ибо исчезло вдруг все, и тела горевших исчезли. А откуда-то из гудевшего пламени словно вздох раздался, глухой и громкий одновременно, будто кто-то с силой втянул в себя воздух.

Малфрида, кашляя и сгибаясь пополам, отступила от дыма и жара и оказалась в руках Свенельда.

— Совсем рехнулась? Еще бы миг, и в огонь бы шагнула.

— А ты бы пожалел?

Свенельд отвел ее прочь, лицо суровое. Потом все же спросил:

— Я выкуплен? Я ведь, как ты и наказывала, самые лучшие золотые блюда на стол выставил, кубки византийской работы не пожалел.

— Все верно, посадник. Но это еще не все.

— Ну что ж…

Он судорожно вздохнул, оглянулся, когда с треском рухнула кровля бани, взметнув к небу сноп горящих искр. Лицо Свенельда было бледным и решительным.

— Ольга приказала через день выступить на древлян. Пока только с малой ратью.

— Знаю.

— Все-то ты знаешь!

Он казался раздраженным. Пошел прочь, ничего больше не добавив.

Позже, когда дворня растаскивала остатки сгоревшей бани, люди только дивились, до чего сильный жар был. Все выгорело — ни сосудов драгоценных, ни костей проклятых древлян не осталось, сгорело все, как и не было ничего.

За переправой через речку Тетерев начиналась древлянская земля.

Поезд[75]княгини Ольги сделал тут последнюю остановку, перед тем как двинуться в этот чародейский, глухой край.

О чародействе княгине всю ночь рассказывали местные порубежные десятники. Мол, страшно на той стороне Тетерева, дико, жутью веет. Раньше все не так было, раньше они то и дело с местными древлянами сходились, приторговывали, на гулянки местных девок приглашали, обозы постоянно переправлялись по мосту. А теперь… Древляне ушли неведомо куда, а те, что появляются, вроде как и не люди вообще. Посмотреть — вроде люди, а как вглядишься — лица у них теперь диковатые и бессмысленные, как вырезанные на истуканах на капище, далекие от всего земного. Вот и стали гнать их прочь, а те, кто отважился пойти в тот лес за рекой, — сгинули. Да и если скотина забредала на ту сторону Тетерева, за ней из опасения не ходили, а сама она никогда не возвращалась.

Слушая все это, Свенельд только хмыкнул.

— У страха глаза велики. Порубежники, похоже, сами себя пугают. Скоро будут вздрагивать от всякого шороха и маму звать.

Но по Свенельду не поймешь, шутит он или серьезен. И когда он вечером вышел к переправе через Тетерев — к нему никто не захотел присоединиться.

Посадник смотрел на переправу. Некогда его стараниями тут перекинули мост — мощный, уже почерневший от времени, целиком сложенный из исполинских дубовых стволов. Теперь же посредине его зиял проем, — стражи разобрали кладку, словно надеялись так закрыть путь нежити с той стороны. Герои, ха! Завтра же он заставит их залатать пробоину, чтобы не бездельничали и не пороли напраслину. А то как им на тот берег перебраться, не вплавь же через реку пускаться с пресветлой княгиней?

Свенельд в душе не одобрял желание Ольги самой отправиться посмотреть, что творится у древлян. Но ее разве переубедишь! И если она кого и слушает, то только Малфриду. Но именно чародейка посоветовала Ольге пойти в поход, чтобы древляне убедились, будто княгиня по своей воле к ним едет, причем с малой дружиной. Тогда они поверят, что сладилось их сватовство, не будут волноваться, куда оба их посольства пропали. Иначе… Иначе они сами пойдут на Русь. Как с войсками, так и с помощью темных сил, которых у них нынче столько, что и сказать страшно. А Русь сейчас еще слаба, еще не собраны войска с отдаленных краев, еще мнят о себе что-то удельные князья. И пока надо выиграть время.