Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всегда трудно было с французами. На переговорах они вели себя весьма активно, но их истинные намерения обычно скрывались за плотной завесой пустых слов, которые можно было интерпретировать и так и сяк. Ну а остальные натовцы занимали промежуточную позицию между англоговорящими странами и ФРГ.
Вот такой гремучий состав представляла собой эта Конференция по разоружению в Европе, которая должна была на своём первом этапе заняться выработкой мер доверия и безопасности.
Первым делом советской делегации нужно было определиться, как быть с внесением своих предложений на конференции. Из бесед в кулуарах Культурхюсета мы знали, что страны НАТО практически уже согласовали набор своих мер и собираются выступить с ним в начале следующей недели. Нейтралы также работают над собственным документом, но у них возникли серьезные трудности. Поэтому их предложения появятся на свет в лучшем случае к концу сессии.
Вполне естественным на таком фоне выглядело желание социалистических стран тоже внести свои предложения по мерам доверия. На этом особенно настаивали делегации Польши и Венгрии. Однако наши директивы не предусматривали выступления с какими— либо документами. Более того, в отношении Договора о неприменении силы прямо указывалось:
«Не следует пока доводить дело в Стокгольме до внесения проекта документа о договоре, с тем чтобы не давать странам НАТО повода для формального отклонения идеи договора…»
Откровенно говоря, и у меня не лежала тогда душа к выдвижению документа с изложением нашей позиции — слишком уж нереалистической она была. А как говорит народная мудрость, что написано пером — не вырубишь топором. Позиции, когда они изложены в формальном документе, как бы закостеневают. Попробуй потом отступить от них — сколько нервов придется извести, сколько бумаги потратить на переписку с ведомствами, потому что речь будет идти уже об уступках. Кому? Ясно — американскому империализму. Хотя директивы эти создавались не для переговоров, а наоборот, чтобы их не было. Такая тогда была обстановка и такие цели ставились перед делегацией.
В общем, мы решили подождать пока с выдвижением собственного документа. Однако в выступлении главы советской делегации в ближайшие дни изложить советскую позицию, как если бы это был документ — по пунктам: «Первое», «Второе» и т.д.. Речь — не документ. Но все же... Иными словами, позиция изложена, а формального документа нет.
* * *
Дальше все разыгрывалось как по нотам. 24 января — ровно через неделю после открытия конференции турецкий посол от имени всех 16 стран НАТО внес документ с их совместными предложениями.
В нём было шесть пунктов, сформулированных в общем виде. Они предусматривали обмен информацией о структуре сухопутных войск и ВВС, а также ежегодными планами военной деятельности. Кроме того, государства должны приглашать наблюдателей на все виды этой уведомляемой военной деятельности, которая к тому же должна подлежать международной инспекции.
Ничего нового для нас в этих предложениях не было. Они повторяли то, что уже говорилось странами НАТО в Мадриде, в речи Шульца и других министров на конференции. Поэтому в своем выступлении 31 января, как и задумывалось, мы изложили позицию Советского Союза. По случайному совпадению она также состояла из шести пунктов.
Пять первых пунктов предусматривали осуществление так называемых политических мер доверия: не применять первыми ядерное оружие, сокращение военных расходов, освобождение Европы от химического оружия и создание там безъядерных зон. Но главным было требование заключить Договор о неприменении силы. Суть его: не применять первыми ни ядерных, ни обычных вооружений, и, следовательно, не применять друг против друга военную силу вообще.
И только в последнем шестом пункте в общем виде объявлялось о готовности Советского Союза к разработке мер доверия и безопасности в военной области: ограничение масштаба военных учений, уведомление о крупных военных учениях сухопутных войск, ВВС и ВМФ, уведомление о крупных передвижениях войск. Эти меры будут охватывать всю Европу, а также прилегающие морской (океанский) район и воздушное пространство.
* * *
Внешне эти позиции Востока и Запада выглядели непримиримыми. Одна сторона настаивала на политических мерах и была готова обсуждать только их. Другая, наоборот, была готова говорить только о военно— технических мерах. Однако в их подходах все же проглядывал небольшой сегмент совпадающих позиций, хотя пока в самой общей и расплывчатой форме. Это — уведомления и направление наблюдателей.
Кроме того, имелась еще и «серая зона», которую нужно было исследовать, и которая тоже могла стать общим полем для поиска соглашений. Это, разумеется, неприменение силы, ограничение военной деятельности, переброска войск, контроль и др.
У меня из головы не выходили слова Громыко относительно «сплава» позиций — неприменения силы с уведомлениями и другими техническими мерами. Что это значит? Москва готова пойти на соглашение в Стокгольме, если Громыко и другим членам Политбюро показать, что Запад согласен на такой «сплав»? Но подготовленный нами еще в декабре проект директив, по сути дела, предусматривал такой «сплав», и не кто иной, как сам Громыко запретил вести переговоры об этом, наложив «табу» на обсуждение военных мер.
На первый взгляд, все это выглядело абсурдом. Но если копнуть глубже, то тут была своя логика. В той обостренной международной обстановке советскому руководству не нужно было соглашение. Тупик в Стокгольме должен стать частью глобальных усилий по дискредитации милитаристской политики США, которая подвела мир к роковой границе ядерной катастрофы. А это, по замыслу кремлевских стратегов, должно было «вздыбить» народные массы на борьбу с американским империализмом и заставить его изменить свой курс в отношении Советского Союза.
Вот с такими исходными данными делегация разрабатывала свою тактическую линию. Конечно, проще всего было бы лечь в дрейф, раз в неделю выступая с погромными речами в отношении агрессивной политики США, и дожидаться, когда подует попутный ветер.
Но мы решили действовать по— другому. Если Москве нужны свидетельства, что возможен «сплав», о котором говорил Громыко, то мы просто обязаны выяснить, готовы ли США, НАТО, нейтральные и неприсоединившиеся страны пойти в конечном итоге на включение в стокгольмский пакет договоренностей также политических мер доверия и каких именно.
Как это сделать?
Есть два пути. Первый — доверительные контакты, когда в ходе долгих бесед за обеденным столом или даже на прогулках осторожно прощупывают позиции друг друга, выясняя примерные границы возможного и невозможного. Но этого мало.
Поэтому второй путь — давить. Буквально по капелькам выдавливать готовность пойти на договоренность о неприменении силы — пусть даже в самом общем виде. Детали сейчас не столь важны — главное определить направление движения. Москве нужно ясно и недвусмысленно показать, что наши политические меры находятся на столе переговоров, они стоят в центре внимания и обсуждаются.