лет. Мы копили на свадьбу и докопились до того, что и видеть друг друга не могли, и по отдельности не умели.

Сейчас Лида работает представителем бренда очков и линз. К сожалению, у нас в клинике бывает дважды в неделю. И каждый раз в эти дни тащиться в «Айрис» не хочется.

Все, с меня хватит. На ближайшие десять лет свобода, легкие отношения, карьера. Я в спортзал вновь пошел, в форму себя начал приводить. В бассейн, в качалку записался. С Матвеем больше времени провожу. А еще денег заработаю в таких командировках, как эта.

И никакого мозгоебства, как говорит Сомов. Самое главное.

К нам наклоняется Олег:

– О чем спор?

И все же обсуждать Диану ни с кем не буду. Я ее не планировал, вообще ничего не планировал. Январь плохо помню: так крыло. А потом как луч света или вспышка внезапная. Я оторваться от Дианы не мог. Сейчас вспомню – как помутнение. На работе вспомню, как обнимала, и улыбаюсь, на часы смотрю.

До сих пор глаза сами в ее сторону палят, пульс частит в предвкушении. У нее новый мужик, сказано отвалить. Мы разного от жизни хотим: она – в моем телефоне лазить, а я – свободы. Ведь именно свобода и одиночество – главные плацдармы для роста. На котором я сосредоточился.

– Да так, – отмахиваюсь. – Знакомую увидел. Неважно.

Олег прищуривается, следом за ним парни.

– Кто следующий курит? – перевожу я тему, на мгновение поражаясь раздражению в собственном голосе. Че они пялятся все?

– О, а я ее знаю. Это же Дианочка Иванова!

– Эй, – одергиваю я. Какая, блядь, еще «Дианочка» для него.

– Паш, слушай, это же сестра той суки Оливки, которая на тебя повесить свой приплод от тренера хотела! Да? Или нет? Точно! Она!

– Давай полегче, – осаживаю Олега. – Я не хочу об этом вспоминать. Проехали.

– Давненько ее тут не было. Год, два? – обращается он к товарищам, игнорируя мое возмущение.

Я резко вспоминаю, почему общение с этими парнями сошло на нет.

– Да погоди, Паш, не дергайся. Не об Оливке речь. Щас покажу что-то.

– Что?

Сам вновь скашиваю глаза и сглатываю слюну. Пиздец. Восемь лет был полностью уверен, что с Лидой мы состаримся. Все распланировали с ней: и как жить будем, и детей сколько родим, и как назовем. Мысли не было поменять что-то. С трудностями боролись. Ругались, мирились.

Неделя с Дианой – и перед сном теперь вспоминаю, как она свечки зажигала. Для меня. Чтобы атмосферу создать. А потом тушила специальной штуковиной на палочке. Для нас. В коротком шелковом халатике.

– Во, нашел. Гляди на нашу модельку. – Олег протягивает сотовый. – Зацени, какова.

Я закатываю глаза. Нехотя поворачиваюсь.

И случается дикое. Едва взгляд касается экрана, меня взрывает изнутри! Все как-то одновременно: пульс вверх, в пот швыряет, злость бешеная. Дергаюсь и подскакиваю, ударив коленями стол. Кальян шатается, чуть не падает. Парни возмущаются. Мне такое не свойственно, я вообще человек довольно спокойный по природе.

Выхватываю телефон из рук и закрываю экран ладонью.

– Блядь, это че за херня?! – рявкаю.

Олег неуютно морщится.

– Эй, Паш, ты чего взвился. Просто фотки. Домашние. Но такие огненные.

– Что там? – включается Игорь с любопытством. – Покажи.

– Нет, – обрубаю.

Мозг проясняется мгновенно, будто я не пил и не курил. Работать начинает на максимум.

– Откуда? Зачем? Это фотошоп?

– Щас покажу, – обещает Сомову Саня и тянет телефон.

– Если посмотришь, мы не общаемся больше, – говорю отрывисто, но максимально спокойно. Не шучу.

Улыбка сползает с лица Сомова, он отказывается жестом.

– Паш, ты чего так психуешь, словно она жена тебе, – суетится Олег. – Отдай мобилу. Да нормально все. Ты не в курсе, что ли? Она парня бросила, тот слил домашнюю библиотеку в Сеть. Такой скандалище был, беднягу по судам затаскали.

– Фотки отовсюду почистили, но кое-кто сохранил себе, конечно. На память, – дополняет еще один одноклассник. – Вон погляди: кто ее узнал, те открыто пялятся.

Я оглядываюсь.

– Давно слили? – спрашиваю. Зубы стискиваю.

– Да года два – два с половиной! А что?

– Ничего. Удалите. Не нужно на нее смотреть.

– А то что?

– А то, блядь, увидишь.

Я сам захожу в галерею к Олегу и под его возмущенные крики сношу все изображения Дианы. Стараюсь не запоминать и не рассматривать. Потому что от ярости краснеет перед глазами. От мысли, что все они ее такой видели. Прекрасной и уязвимой. Хотя должно быть только для избранных. Думаю об этом и впадаю не в ревность, а в какое-то неконтролируемое бешенство.

Лишь потом возвращаю телефон.

– Да что страшного-то случилось? Девочка огонь. Но высокомерная, нос воротит. Не подкатить. Остается на фотки зырить да…

– Блядь, заткнись. Просто заткнись. – К Диане подходит какой-то мужик, говорит что-то на ухо. Лыбится. И снова взрываюсь. – Я пойду. Поздороваюсь. Она… подруга моя. Не чужая.

Поднимаюсь с места и спешу к барной стойке. Хочется Диану унести отсюда. Подальше. Остальное я потом осмыслю.

Но одно наверняка ясно: «Подвал» каким был убогим, таким и остался.

Глава 27

Диана отказывает кавалеру и отворачивается. Пересказывает подруге, закатывает глаза. Мимика у нее яркая, эмоции на лице написаны. Брезгливость, недоумение, потом смех. В этот момент подхожу я.

– Привет, – говорю. Жадно рассматриваю вблизи.

Забавно, что из всех окружающих девушек именно за нее взгляд зацепился. Глаза узнали, с кем хорошо было, а вот до мозга позже дошло.

Диана меняется в лице, но ровно на секунду, потом берет себя в руки и одаривает меня дежурной улыбкой. Это ее натянутое добродушие, заготовленное для родителей учеников, бесит неимоверно! Не на работе находимся. Времени с Дианой мы вместе мало провели, но изучил я ее реакции отлично. Чуть что не так – шаг вправо, шаг влево, территория опасная – сразу дистанция и равнодушие. Стена из концентрированной тошнотворной вежливости.

– Привет, Паш! – якобы радостно восклицает Диана. – Вот так встреча!

Мы обнимаемся по-дружески. Я смыкаю руки на ее талии. И отпускаю, лишь когда Диана делает усилие, отталкивая. Кажется, она похудела немного. Или нет?

– Ты какими тут судьбами? – кричит.

У бара музыка громче, чем в беседках у стены.

Я смотрю на ее губы,