Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она никогда не думала, что ее будет презирать ребенок. Человек, тем более женщина, не может пасть так низко. А слушать утешения Джослин, которая должна была ее ненавидеть, еще унизительнее.
Джаспер придерживал рыдающую Изольду, пока Джослин утешала девочку.
— Послушай меня, малышка. Тюрьма не всегда правильное решение. Важно, чтобы наказание было соразмерно преступлению.
— Она предала своего господина, а предателей всегда вешают, — сквозь слезы объявила Изольда.
— Но… кто тебе это сказал?
— Гэвин. Он сказал, что с предательством нельзя мириться.
— Все намного сложнее, дорогая.
Джослин нежно убрала локон с мокрой щеки девочки.
— Прежде всего твой отец не ее господин.
— Неправда! Он ее господин! Как может быть иначе? Это английские земли, и папа — господин тех, кто на них живет.
— Все не так просто, дорогая. Мы же говорили с тобой об этом.
Изольда немного успокоилась и подняла на мать виноватый взгляд. Но когда она покосилась на Ронуэн, вину снова сменила ненависть.
— Она плохая. Она заставила меня пойти с этими ужасными людьми. Я не понимаю, почему ты ее защищаешь!
— Я ее не защищаю, — объяснила Джослин, демонстрируя чудеса терпения.
Во всяком случае, терпения у нее было куда больше, чем у Ронуэн, которая больше не могла молчать.
— Тогда почему ты не бросишь меня в тюрьму? — выкрикнула она. — Я же не отрицаю своей вины!
Джослин сложила руки на груди и в упор взглянула на Ронуэн.
— Поверь мне на слово, я испытываю сильное искушение. Но в тюрьме твоя немотивированная ненависть к англичанам только усилится. И еще ты станешь мученицей в глазах тех, кто разделяет твои чувства.
Смущенная Ронуэн покачала толовой. Джаспер ее не освободит. А Джослин не бросит в тюрьму. Что они хотят с ней сделать?
Ронуэн скрестила руки на груди, передразнив позу Джослин.
— Если меня не бросят в тюрьму, тогда что? Имей ввиду, я не стану твоей служанкой, если твой план именно таков. Не буду скрести полы и чистить котлы.
— Попридержи язык, женщина, — вмешался Джаспер и цепко ухватил ее за плечо. — Нет ничего зазорного в честной работе. Ты будешь делать то, что тебе прикажут.
— Ну и что ты мне прикажешь? — спросила она.
Джаспер не ответил, и Ронуэн вовсе не была уверена, что хочет этот ответ услышать. Как он хочет поступить? Избегать ее или спать с ней? Почему-то Ронуэн была уверена, что возможны только эти две крайности и никакой золотой середины.
Джаспер все еще обнимал Изольду, и девочка взирала на него с откровенным обожанием. Ронуэн хотелось предостеречь малышку. «Милая, такая любовь ни к чему хорошему не приведет, а только разобьет тебе сердце. Не забывай, что он твой родной дядя. Да и в любом случае он для тебя слишком стар».
Но только Изольда не будет ее слушать. Да и сама Ронуэн не стала бы слушать увещевания старших.
— Это я решила твою судьбу, — громко объявила Джослин, снова обратив на себя всеобщее внимание. — Я сделаю из тебя настоящую леди.
Ронуэн лишилась дара речи. В этом не было никакого смысла.
— Английскую леди, насколько я понимаю, — ехидно уточнила она, вновь обретя способность говорить.
— Но, мама! Это несправедливо!
— А я думаю, что вполне справедливо. Это самое лучшее наказание для нашей дикарки Ронуэн, выросшей в лесной чаще. И ты мне поможешь.
— Ни за что! — взвыла Изольда.
— А вот Джаспер согласился мне помочь.
И Ронуэн, и Изольда одновременно уставились на Джаспера с явным недоумением. Он же не сводил глаз с Джослин. Но не возразил ей, и Ронуэн почувствовала некоторое удовлетворение, видя, что его тоже к чему-то принуждают. Джослин была замужем за англичанином уже десять лет, и во многих отношениях стала больше англичанкой, чем валлийкой. Под изысканной лощеной внешностью билось сердце сильной валлийской женщины, отважной и упорной жительницы Уэльса, такой, какой она была десять лет назад.
Однако это вовсе не значило, что Ронуэн хотелось стать такой же.
— Ты никогда не сделаешь меня бесхребетной английской подстилкой, — заявила она.
— Повторяю, ты будешь делать абсолютно все, что прикажет тебе Джослин, — сказал Джаспер.
Его голос был холоден и таил угрозу.
Неожиданно на глаза Ронуэн навернулись слезы. Она не смотрела на него, но при звуках его голоса лишилась жалких остатков уверенности в себе. Когда-нибудь Джаспер женится на воспитанной английской леди с безупречными манерами, которая будет носить шелковые платья и золотые безделушки. Неудивительно, что он так быстро отвернулся от нее. Она и говорить-то не умеет и одета бедно. Теперь он и смотреть на нее не хочет. У нее была только одна вещь, представлявшая для него интерес. Больше не осталось ничего.
Ронуэн постаралась спрятать боль в самом дальнем уголке души, где ее никто не сможет найти.
— Что ж, если ты хочешь поиграть в эту игру, — сказала она Джослин и безразлично пожала плечами, — пусть будет так.
— Это не игра, Ронуэн. Но только время сможет убедить тебя в этом. А теперь давайте поедим.
— Но, мама…
Изольда никак не могла смириться с таким решением.
— Хватит, Изольда. Если ты не можешь вести себя прилично в компании старших, можешь ужинать в детской с младшей сестрой.
Угрюмый ребенок ничего не ответил, и Джослин, удовлетворенно кивнув, пригласила всех к столу.
К немалому удивлению Ронуэн, ее посадили за стол между Джаспером и Джослин. Рядом появилась служанка с влажной тканью для рук. Затем по кубкам разлили красное вино, а на стол поставили подносы с едой. В будний день еда была обычной, но вкусной и обильной. Джаспер положил себе на тарелку несколько больших кусков жареного каплуна, овощи и вареные устрицы, и стал все это с аппетитом поглощать. Изольда тоже занялась едой с видимым удовольствием.
Но хотя в животе Ронуэн урчало от голода, пища ее не привлекала. Возможно, аппетит портили взгляды, направленные на нее с других столов. Враждебные. Любопытные. Похотливые. Пусть думают что им заблагорассудится, успокоила себя Ронуэн. Ей все равно.
Хотя скорее всего подавленное настроение Ронуэн было вызвано соседством Джаспера. Ее убивало его безразличие. Он наслаждался едой, как будто между ними ничего не произошло.
Конечно, почему бы ему не получать удовольствие от еды. Он же не чувствовал себя опустошенным. Он ничего не потерял — и его честь, и его дом остались при нем, так же как и его сердце. Ронуэн бросила угрюмый взгляд на подносы с едой и отвернулась. Как же ей возвратиться к прежней жизни?
Вопрос был довольно глуп. Сейчас ее должно было больше занимать другое: как можно есть без ее кинжала?