Большинство австралийских социалистов и коммунистов относились к Симонову как к товарищу и переживали из-за того, что на него выливались потоки грязи. Находясь в советской столице в августе 1921 года, У. П. Эрсман спрашивал в письме замнаркома по иностранным делам Л. М. Карахана: «Не могли бы вы информировать меня относительно положения товарища Симонова, имеются ли у Вас какие-либо инструкции относительно его? Поверьте, мне не по душе задавать такие вопросы, но думаю, если я вернусь в Брисбен, не задав их, это создаст определенные сложности в моей работе»[300].

Каков был ответ и был ли он, неизвестно.

У Симонова почти не оставалось сомнений, что его деятельность на пятом континенте подходит к своему завершению. Как долго еще можно было сражаться в одиночку? Удары сыпались со всех сторон. Огромным несчастьем стало убийство Брукфилда, а то, что его совершил русский эмигрант, многократно усиливало трагизм случившегося. Надежных друзей почти не оставалось. Помощь из Москвы так и не пришла. Неужели там пошли на поводу у бессовестных доносчиков, клеветников? Попытки наладить торгово-экономическое сотрудничество между Австралией и Россией ни к чему не привели. Репатриация была сорвана. Финансовых средств на деятельность консульства центр так и не предоставил.

Симонова обвиняли в стяжательстве и коррупции, в том, что он использовал свое положение для личного обогащения, присваивал крупные суммы денег, занимался поборами… Что за бред! Ни один консул, ни один дипломат не бедствовал так, как он.

В своих посланиях в центр Симонов регулярно поднимал вопрос о своем материальном обеспечении. Почему НКИД бросил его на произвол судьбы? Пусть он не утвержден австралийцами, но факт назначения имел место, не выдумал же приказ Троцкого Литвинов, направивший телеграмму в Брисбен в январе 1918 года. Теперь он был зам-наркома и мог ходатайствовать перед Чичериным об улучшении положения Симонова. Но словно вычеркнул его из памяти.

Ладно, допустим, Австралия не интересовала Москву, и представитель на пятом континенте считался излишним. Так скажите об этом! Не оставляйте в неведении, не обрекайте на мучительные догадки и не менее мучительное существование. Симонов жил взаймы и держался не ради самого себя, а для того, чтобы продолжать работать в интересах центра. Того центра, который или не слышал его, или водил за нос несбыточными обещаниями. Сколько так могло продолжаться?

«…Как видите, мне приходится снова повторять, что без более определенных инструкций мне здесь чертовски трудно работать, – докладывал он Чичерину, – без инструкций и без финансов. Обещанных денег я еще не получил, и потому финансово я тоже в положении полного банкротства. Я был бы счастлив, если кто-либо приехал ко мне на помощь из России…»[301].

Открыть офис в Сиднее и возобновить свою работу он сумел лишь благодаря финансовой поддержке Брукфилда и, возможно, других сочувствовавших ему австралийцев. В письме Брукфилду от 10 февраля 1920 года он указывал, какое количество денег могло ему понадобиться, а также адреса для денежных переводов[302].

Постоянно одалживаться у австралийских товарищей было невозможно и Симонов в период активной переписки с Мартенсом поделился с ним своими финансовыми проблемами. Тот старался помочь.

«Дорогой товарищ Симонов, – писал он 27 июля 1920 года, – я очень сожалею, что не смог до сих пор послать Вам удовлетворительный ответ на Ваши письма. Немедленно по получении их я писал подробно о положении Ваших дел тов. Литвинову, прося его сделать все возможное для того, чтобы дать Вам все необходимое для продолжения начатого Вами дела. Я до сих пор не получил от него ответа. Со своей стороны я не имел и не имею никакой возможности оказать Вам финансовую помощь. Я делаю снова попытки устроить это через тов. Литв.

Если мне удастся добиться разрешения Американского правительства и основать здесь необходимые для коммерческих операций кредиты, я немедленно вышлю Вам деньги. Надеюсь, Вам удастся переждать настоящее критическое время.

Надеюсь, Вы получаете регулярно “Sov.Russ”, которая посылается Вам отсюда.

Присылайте нам также все интересное, касающееся Вашей работы.

Привет от всех нас, Ваш Л. Мартенс»[303].

Хотя сам Мартенс не располагал достаточными средствами, он все же отправил коллеге в Австралию чек на 100 фунтов, это был максимум того, что он мог себе позволить. Увы, чек до адресата не дошел.

В ожидании депортации из США Мартенс обещал: «Если у меня перед отъездом останется хотя бы немного свободных средств, я с удовольствием вышлю вам сколько можно»[304]. Судя по всему, таковых не осталось.

Какое-то время Симонов надеялся выцарапать у австралийцев чек на 1200 фунтов, предположительно отправленный ему в начале 1918 года. Но для этого нужно было располагать хотя бы каким-то подтверждением из Москвы о том, что этот чек действительно отправлялся и был предназначен советскому представителю. Симонов просил об этом Чичерина (письмо от 3 ноября 1920 года): «Если действительно такие деньги посылались, то я хотел бы иметь какие-то данные об их посылке. Тогда я бы впрямую смог бы что-либо сделать более положительное»[305]. Москва отмолчалась.

Между тем, нетерпеливые заимодавцы напоминали о долгах. 15 декабря 1920 года пришло письмо от главы обувной фирмы, который несколько лет назад ссудил Симонова 75 фунтами. Жалуясь на «ужасные условия» в обувном бизнесе, предприниматель настоятельно просил вернуть долг до конца года с учетом 7 % годовых[306]. Симонов ответил в тот же день, сознавшись, что денег у него нет. Напомнил обувщику, что брал деньги с оговоркой, что вернет их после официального признания его консулом[307], а этого не произошло.

Кое-какие доходы приносило распространение бюллетеня «Советская Россия», но подписчики платили крайне нерегулярно. 9 мая 1921 года Симонов в письме Дону Камерону, секретарю Социалистической партии Виктории, был вынужден напомнить о необходимости внести плату за текущий год. 12 мая Камерон прислал чек на 24 фунта четыре шиллинга[308]. Такие поступления были редкостью.