Бармен принес очередной стакан и взглянул на Каролину. Та помотала головой.

– Но вы их глянули? – спросила Каролина.

Блантон посмотрел на нее и уставился в стакан:

– Он белый. Возраст от двадцати четырех до сорока восьми. Ездит на американском седане. Женат не был. Эректильная дисфункция. Родом из вполне обеспеченной семьи, внешне добродушен и спокоен, но это не так. Травма, связанная с матерью. Покопайтесь – может, что-то явное, типа смерти или развода, или неявное, типа застал матушку во время полового акта. – Блантон усмехнулся. – Он смеется над тем, над чем смеяться не принято. Возможно, в детстве часто переезжал, или его лупили, или имело место нечто совсем простое типа позднего созревания. Но с рождения он классический свой/чужой и, пожалуй, не дает разбежаться своим тараканам, хотя по правде… – Блантон смолк и прихлебнул из стакана.

Каролина хотела достать диктофон, но Блантон покачал головой:

– Не надо. Лучше выпейте. Терпеть не могу пить в одиночку.

– Тогда я выпью «гибсон».

Блантон допил свой коктейль, точно воду, и подозвал бармена:

– «Гибсон» для дамы, мне повторить.

Бармен исчез.

– Я не работаю над двумя делами сразу, мисс Мейбри. Потому и ушел из ФБР. В каждом деле свой язык, свое содержание. Помогать в вашем деле отсюда все равно что давать прогноз вашей погоды. Сколько у вас женских жертв?

Каролина отметила странный речевой оборот. Бармен поставил перед ней бокал с «гибсоном».

– Четыре верных. Кого-то, возможно, не обнаружили.

– Сколько из них шмар?

Каролина моргнула, но не отвела взгляд. Может, это проверка – как, мол, она реагирует на жаргон? В своих книгах Блантон прибегал к иным формулировкам, сухим и бесстрастным: «исступленная ярость проявлена через внедрение инородных предметов» и тому подобное.

– Все, – ответила Каролина. – Все проститутки.

– Сколько хронических наркоманок?

– Все.

Блантон ее разглядывал.

– Составить профиль довольно просто, мисс Мейбри. Изучаешь место преступления и создаешь полный портрет. Но тут…

Из кармана пиджака он достал фотографию и подал ее Каролине. Этакий школьный снимок на фоне синей драпировки в блестках. Девочка с брекетами, не старше двенадцати.

Блантон сыпал цифрами:

– За последние три года девятнадцать жертв в Новом Орлеане. Двенадцать проституток, пять наркоманок, сидевших на героине или кокаине, одна студентка и вот… – он щелкнул по фотографии, – пятнадцатилетняя девочка, которая смылась из дома на студенческую вечеринку в Тулейне, но, понятное дело, до места не добралась. – Блантон забрал снимок. – Все женщины добровольно сели в машину, всех оглушили и отвезли на болота. Примерно половина умерли от побоев, но другие были живы и, вероятно, в сознании, пока длилась эта кошмарная поездка. А теперь представьте моего субчика на болотах, а?

В последней фразе послышалась каджунская манерность. Снова помахав бармену пустым стаканом, Блантон без паузы продолжил:

– Ну вот, в одних случаях женщины живы. В других мертвы. Представили?

– Допустим.

– Как вы считаете, он по-разному себя ведет с живыми и мертвыми?

– Я не знаю.

– Как вам кажется?

– Наверное, вынужден по-разному.

– Наверное. Однако нет. Отметьте эту деталь. Ему все равно, живы они или мертвы. Плевать. Живых и мертвых он за волосы вытаскивает из машины. Насилует в вагину, потом в анус, затем все повторяет, но уже каким-нибудь предметом – обрезком трубы или, там, монтировкой…

Каролина все же отвела взгляд.

– Затем он принимается их избивать, но не монтировкой, а камнем или палкой, какие найдет. Вот тогда он убивает тех, кто еще был жив. Затем опять насилует, в том же порядке. Наконец придает жертвам позы – раздвигает им ноги и скрещивает руки на груди. Как долго он возится с каждой жертвой?

Каролина покачала головой, не в силах произнести ни слова.

– Ну же, сколько времени у него уходит?

Она опять покачала головой.

– От четырех до шести часов. Нет, понятно, возни много – изметелить, отдрючить, придать позу. Но от четырех до шести часов между первым и вторым совокуплением?

Бармен принес новый стакан, который Блантон, сделав паузу, осушил в два больших глотка.

– Дел невпроворот, но от четырех до шести часов? Чем же он занят в остальное время?

Каролину уже мутило, однако Блантон пялился на нее, не отпуская с крючка. Каролина сморгнула:

– Колесит по округе. Или сидит около жертвы. Накапливает ярость или что там у него. Фотографирует. Может, раскаивается.

– Ага. – Блантон покивал, словно радуясь достигнутому соглашению. – Вот и я так думаю. – Он вроде как немного смутился, сообразив, что в разговоре его книжное «совокупление с жертвой» превратилось в «изметелить и отдрючить». – Вы знаете, что я ответил, когда ваши попросили меня о консультации?

– Что вас это заинтересует, если убиты не только шлюхи.

– Что еще?

– Или если будут новые трупы.

– Именно так я сказал?

Каролина смотрела в свой бокал.

– Сержант Дюпри передал, что самонадеянный хмырь велел его не беспокоить, пока не достигнем двузначных чисел.

Блантон улыбнулся, одобряя точность изложения:

– Да, вот так я и сказал. Двузначные числа. Вы любите бейсбол, мисс Мейбри?

– Нет.

– Бейсбол – это сплошь статистика. Вот что мне в нем нравится. Цифры. У вас кучка трупов, это низшая лига. Здесь у меня девятнадцать штук. Высшая лига. Тридцать один труп ждет меня в Ванкувере. Всего двенадцать в Детройте, но там две домохозяйки. А Сиэтл, Грин-Ривер… Блин, сорок девять трупов! Это же Димаджио[9]. Бил пятьдесят шесть игр подряд. Никто не превзойдет этот рекорд. Во всяком случае, в США.

Каролина смотрела в стол, пытаясь сохранить самообладание.

– Вы понимаете, зачем я это рассказываю, мисс Мейбри? В двух дюжинах американских городов действуют серийные убийцы, которые охотятся на женщин того сорта, что интересует вашего подозреваемого. Наркоманки, шлюхи, бездомные. Они – корм, который мы кидаем чокнутым ублюдкам, чтобы они не трогали наших секретарш, домохозяек и пятнадцатилетних дочек… Пусть это грубо, но вам следует знать: мне недосуг заниматься всеми. И некогда быть вежливым. – Блантон поерзал, словно не сумел точно выразить свою мысль. – Ваша первая убитая проститутка, напомните…