– Да! – взвизгнул Бриллштейн. – Мне больно!

Крича в пунцовую, перекошенную морду, Пенни не отставала:

– Каким боком тут замешаны «кончики»?

– Я не знаю! – Он всхлипнул, корячась, будто шершни целым роем облепили его член и жалят напропалую.

Если он и хлестал кровью внутри ее, Пенни было плевать. Под угрозой жизнь лучшей подруги с мамой за компанию! Миллионы других женщин в опасности. Продолжая инквизиторский допрос, не ведая пощады, как и он ее не ведал при даче показаний, она гнула свое:

– А ну выкладывай бесовский план Вклинуса!

– Я ничего не знаю! – жалобно взвыл Бриллштейн.

Ну ладно. Пенни расслабила хватку, выдергивая когти из потных ягодиц, и хнычущий старший совладелец выкатился из ее объятий. Серьезно кровоточа, скрежеща зубами, он пожаловался:

– Спираль, что ли, выскочила? Вставлять научись, неумеха!

Забежав в ванную комнату за ватой и спиртовой примочкой, Пенни гордо взглянула на себя в зеркало. Победа! Признание Бриллштейна подтвердило ее наихудшие опасения. Заговор и впрямь существует.

Когда она плеснула недетским антисептиком на пострадавшие интимные части босса, тот зашелся визгом. Чужая кровь до сих пор струилась по ногам, ну да черт с ним. Пенни выдернула из чулана дорожную сумку, которую принялась набивать всем, чем надо, от «Веры Вонг». Не отрываясь от дела, свистнула айфону и приказала:

– Сири, бронируй! Авиабилет до Непала с посадкой в Омахе, штат Небраска. Чего? На когда? Да на сегодня!

Перед побегом из собственного особняка Пенни пинком спровадила начальника – голого и залитого кровью, с ворохом личных шмоток в руках – на улицу. Она также навестила Моник, вернее, постояла под запертой дверью и, постучавшись, позвала:

– Мо? Ты меня слышишь? Алё-о?

Надорвав пачку вафель с черничным муссом, одну за одной просунула галетки в дверную щель, приговаривая:

– Обязательно поешь! И не забудь попить. Я вернусь как только смогу.

Ответом было лишь знакомое зудение, которым спальня подруги заходилась далеко не первый день.

Бегом преодолевая аэровокзальные службы, Пенни мельком отметила про себя, что других женщин не видно. От персонала на стойках регистрации до собственно пассажиров все как один были мужчинами. Похоже, вся сервисная инфраструктура напрочь лишилась женщин.

Чтобы лишний раз не привлекать внимание взбудораженных самцов – город Нью-Йорк превращался в сексуальную пороховую бочку! – она предусмотрительно надела ив-сен-лорановский брючный костюм: уж очень он напоминал мужской, особенно в сочетании с белым вязаным свитером, который своей мешковатостью скрывал ошарашивающие линии ее бюста. Пышную гриву скрутила в узел, сверху прикрыла вязаной шапочкой, а блеском по губам прошлась лишь разочек. Походкой шла косолапой, развинченной, подав плечи вперед и втянув голову в шею. Если ее и заметит кто из прохожих, наверняка примет за хиппового морячка в увольнительной на берег.

Тот, кто снаушничал президенту Хайнд про готовящийся иск в «Би-Би-Би»-конторе, наверняка подрабатывал и на таблоиды. Аэропортовые киоски пестрели кричащими заголовками: «Золушка Пенни Харриган – новый Эдисон в индустрии секс-игрушек!» Первые полосы в подробностях излагали ее претензии на соавторство. Текст иллюстрировался: утонувшая в белом атласе головка Пенни крупным планом. Страшное косоглазие и вывалившийся язык свидетельствовали о том, что снимки взяты из парижского домашнего видео. На редкость возбуждающие картинки, спорить не приходится, однако они и близко не напоминали образ гения от секс-эргономики, на который, как уверяла «желтая пресса», она замахнулась.

Уютно устроившись в шикарном салоне заказного реактивного самолета, Пенни подняла крышку ноутбука и принялась бороздить новостные сайты. Хватило нескольких страниц, чтобы подтвердились худшие опасения. ВЖО – Всеамериканская женская организация – впервые в своей истории отменила ежегодный слет вследствие полнейшего отсутствия делегаток. Каких-то шесть недель назад список участниц этого представительного форума трещал по швам, однако после анонсированной реализации «До самых кончиков» все они взяли самоотвод. Кто-то скромно сослался на личные обстоятельства, другие открыто заявили, что нашли альтернативный путь для самореализации. Как бы то ни было, после провала несостоявшейся конференции и в отсутствие активных членов ВЖО очутилась на грани исчезновения. Точно так же, когда Пенни позвонила в штаб-квартиру Лиги избирательниц, магнитофонный голос уведомил ее, что эта общественная организация испытывает временную нехватку персонала, а посему на неопределенный срок закрывается. Женская часть сената и палаты представителей в полном составе прогуливала заседания вот уже вторую неделю.

Страх расцвел в сердце, но Пенни продолжала серфинг.

А вот еще одна новость, на первый взгляд не относящаяся к делу: олимпийская сборная США лишилась всех своих спортсменок, от многократных золотых призерш по женскому хоккею на траве до гениальных гимнасток и фигуристок. Все они выразили желание посидеть дома, отказавшись от первых мест на пьедестале почета. Далее, знаменитый Мормонский хор остался без контральто и сопрано: те попросту не вышли на работу.

Чуть ли не поголовная эпидемия прогулов была отмечена во всех без исключения профессиях, традиционно опиравшихся на зоркий женский глаз и заботливые руки.

А между тем, отмечали бизнес-сайты, датамикрокомовские акции росли как на дрожжах. Подразделения гиперкорпорации, в особенности те, что касались «До самых кончиков», отчитывались о рекордных объемах сбыта.

По прибытии в Омаху Пенни уже поджидал минивэн скучного белого цвета.

– Дочурка! – раздался голос с водительского сиденья. Не скрывая удивления, ее отец спросил: – Пенпенчик, ты почему оделась как моряк?

Лязгнула сдвигаемая боковая дверь. Скорчившийся внутри машины незнакомец прикрикнул:

– Сюда! Живей!

Махнув рукой в знак готовности принять ее саквояж, он пояснил:

– Надо спасать! Твою мать!

Имя незнакомцу было Мило, и он выступал руководителем местного капитула тех, кто «давши слово – его держал». Он же владел и минивэном, чей салон был практически пуст, если не считать одинокой аптечки, стопки одеял и жутковатой связки нейлонового шнура. Пока отец вел машину по притихшим улицам ночной Омахи, Мило с Пенни не сводили глаз с тротуаров и переулков, высматривая пропавшую женщину. Проткнув резиновую пробку на каком-то пузырьке, Мило набрал целый шприц прозрачной жидкости.

В одном из наиболее запущенных кварталов они заметили человеческую фигуру в банном халате, которая толкала перед собой блестящую, дребезжащую тележку из универсама. Ее волосы – да, это была женщина – висели нечесаными клоками, скрывая лицо. Слезившиеся глаза утонули в оплывших веках. Голые ноги были черны от грязи. В тележке тряслась коллекция изгвазданных, утративших былой глянец, но по-прежнему розовых «кончиков». Сбоку висел прихваченный проволокой транспарантик: «Работаю за батарейки».