- Нет. Никого не было, - покачал головой орк. – Внезапно стало холодно. Так сильно, я думал - умру. Милли застонала, схватилась за живот. Мы упали на снег, и дальше я уже ничего не помню. Такая боль охватила все тело, и ощущение, будто кто-то высасывает из тебя жизнь, а ты ничего не можешь сделать. Но все быстро прошло, а потом появились вы с мистером Холтом.

Бойди нахмурился.

Поднявшись на ноги, он сделал пару шагов назад, не переставая задумчиво изучать то Олафа, то Милли.

- Какие-то еще необычные реакции?

- Нет, - быстро отозвался орк и тут же встрепенулся. – Зуд! Первые несколько секунд мне казалось, что с меня слезает кожа. Мерзкое ощущение. До сих пор в дрожь бросает.

- Могу представить, - протянул Бойди с каким-то мрачным выражением лица. - Последний вопрос, приятель, и я отстану. Скажи, до того, как это все началось, ты был… возбужден?

Описывая кого другого, я бы сказала - он резко покраснел. Но в случае Олафа, цвет был, скорее, ярко-салатовым. Выпучив глаза, он закашлялся и, где-то между громкими звуками, кивнул.

Все присутствующие, уловив это движение, уставились на фея в ожидании объяснений.

- Ну что ж, поиск сузился… до трех подозреваемых.

«Ну почему я не умерла дома, в своей постели, подавившись клубничной зефиркой?»

Лютиэль

Холод становился нестерпимым, заставляя гореть все тело. Каждый вздох обжигал легкие так, что казалось разорвет на части. Ноги утопали в мягких сугробах. Снег набивался в сапоги, делая их еще тяжелее. Но я все равно продолжала бежать глубже в лес, ведь любое промедление могло стоить мне жизни.

Споткнувшись о корягу, я упала на колени, и тут же за спиной раздался выстрел. Последовавшую за ним тишину сменило хлопанье крыльев взлетевших в небо птиц.

Стоило всю жизнь бороться с судьбой, царапать себе путь наверх из нищеты и безысходности, чтобы замаячившую на горизонте надежду тут же убила шальная пуля?

За что Великая Луна так жестока со мной? За какие такие грехи?

Говорят, что, когда смерть дышит тебе в затылок, перед глазами, медленными кадрами, пробегает вся жизнь. В моем случае это правило претерпело некоторые изменения.

Я испытывала сожаление. Из-за того, что не успела попрощаться с сестренкой. Как она будет без меня? Из-за того, что больше никогда не смогу побывать в крепких объятиях Дэйна. Это вдруг тоже оказалось очень важным.

Если с первым все было ясно, второе – вызывало вопросы.

Мы знакомы меньше недели. Большую часть времени провели подначивая друг друга. Он - пытаясь меня разговорить. А я - желая избавиться от ненужного внимания.

Так что же изменилось?

Изменилась я сама. Позволила себе наконец-то расслабиться. Поверить в надежду, в будущее. Полностью отдаться чувствам… Зачем? Чтобы снова все потерять?

Схватившись красными от мороза пальцами за ствол ближайшего дерева, я попыталась подняться, но снова оступилась, едва не впечатавшись лицом в высокий сугроб.

Внезапно за спиной раздался знакомый голос, заставивший меня вздрогнуть.

- Попытаешься встать и я проделаю в тебе дырку.

Вот и все. Рано или поздно это должно было случиться. И лучше бы, конечно, поздно, но кому интересно мое мнение?

- Можно я хотя бы повернусь?

- Медленно и без резких движений, иначе пристрелю.

Я сделала так, как она сказала и уставилась прямо в дуло пистолета, который дрожащими руками, обтянутыми черными перчатками, сжимала Ита.

В отличие от меня, фея была одета по погоде: приталенное меховое пальто, вязанная шапка с огромным помпоном, высокие зимние сапоги. В глазах горела упрямая решимость, губы сжаты в тонкую линию, и только подрагивающие за спиной синие крылья давали понять, что не так она спокойна, как хочет казаться.

- Ты и так меня пристрелишь, разве нет?

Она тяжело вздохнула и, вроде бы, расслабилась.

- Честно говоря, мне бы не хотелось. Я не так кровожадна, чтобы наслаждаться брызгами крови. Но, увы, других вариантов я не вижу.

- Ты могла бы оставить меня в живых. Клянусь, я ничего никому не скажу, - запричитала я, хватаясь за соломинку, но не сильно надеясь на ее прочность.

- Так я и поверила подстилке копа, - хмыкнула она, окинув меня презрительным взглядом. – Думаешь, все слепые и не видят, что происходит? Излучаемую вами напряженность, ощущаешь даже в другой комнате. Впрочем, прекрасно тебя понимаю - он настоящее чудо. Так и хочется взять этого волка на поводок. Впрочем, я еще могу попробовать. Поэтому, прости…

- Подожди, - закричала я, видя, что она пытается прицелиться. – А если… если я не вернусь в отель? Если дойду до трассы и поймаю машину? Мы никогда не встретимся, а тебе не придется марать руки еще одним убийством.

- Марать? - запрокинув голову, фея громко рассмеялась. – Думаешь, я так уж боюсь испачкаться? Знаешь, что я больше всего ненавижу? Двуличных лжецов! И когда они умирают, могу только ликовать.

- Значит, Томас был двуличным лжецом? –Великая Луна, неужели мне так повезло нарваться на любящую поболтать маньячку? Только бы не спугнуть.

- Еще каким, - прошипела Ита и поморщилась. – Этот идиот решил со мной развестись. Выкинуть на улицу, как побитую собаку. Без денег и имущества. А напоследок, чтобы совсем уж унизить, изменил мне с гребаной горничной!

- Милли? – нахмурилась я.

- Она самая! Дешевка и шлюха! – процедила фея. – Когда я пришла в его новый номер посреди ночи и увидела их кувыркающихся на кровати, чуть обоих не задушила.

- Но Милли осталась жива, а на Томасе не было никаких ран. Как так вышло?

- Если бы я знала, - хмыкнула Ита и ее светлые глаза заволокла темная пелена воспоминаний. – Пока я бегала за пистолетом, который этот придурок подарил мне на годовщину, волчица успела уйти. Наверное, ненадолго. В комнате пахло похотью и развратом. Одновременно сладко и так невыносимо. А потом я уловила его - запах возбуждения. Томас ждал возвращения своей любовницы и это так меня взбесило, что я ухватилась за исходящую от него сексуальную энергию и начала есть. Как же ее было много... А он понять ничего не мог. Руки свои ко мне тянул. Корчился на постели, пока не утих окончательно.

Вспомнив, какие крокодильи слезы она лила на следующее утро, я невольно поежилась и обняла себя руками.

- А ты прекрасная актриса.

- Мне тоже так кажется, - снова рассмеялась она своим истерическим смехом. – Все так опекали меня, утешали. Даже эта тупая овца – Милли. Зря ты меня сегодня остановила. Она бы уже провалилась в Черное пекло.

- А Олаф? Он же ничего тебе не сделал.