Геополитика арабо-израильского конфликта — отдельная большая тема. Самым общим образом она описывается так. Израиль был задуман как антибританское образование с опорой на евреев, выходцев из России. Это национал-социалистическое расистское государство стало зоной общего внимания Англии и России (СССР). С конца 40-х СССР сделал выбор в поддержку арабской стороны, и Израиль стал ассоциироваться геополитически с Западом. До определенного момента — начало 60-х — Тель-Авив старался ориентироваться преимущественно на Европу наподобие политики Франции, и лишь к 1967 американское влияние там укрепилось окончательно. С этого момента геополитические роли в нем установились окончательно: евразийский СССР поддерживал сторону палестинцев и арабов в целом, США последовательно поддерживали Израиль как региональный оплот атлантизма.

До момента краха СССР и распада двухполюсного мира тезис интифады имел строго евразийский характер, и поддержка Палестины была нормативом евразийской геополитики. Но после краха СССР и переход евразийской геополитики из актуального состоянии в потенциальное, вся картина изменилась. Инерциальная и существенно ослабленная поддержка Москвой ООП и Арафата стала значить намного меньше, чем ранее. Со своей стороны, смысл одномерной поддержки Израиля со стороны США тоже несколько утратился, и конфликт приобрел региональный характер, в котором США стремится играть уже не с одной, но с обеих сторон, тогда как России, утратившей геополитическую субъектность, остается только подыгрывать США также с обеих сторон, причем отныне весомость ее действий резко падает.

Вместе с тем, все более двусмысленным становится сам курс на создание Палестинского государства. Оно теряет смысл как в панарабском проекте, так и в проекте возрождения исламского халифата. Кроме того, в эпоху интеграций национальных государств в «большие пространства» потенциальному палестинскому государству не сулит получить даже призрака суверенитета. Таким образом, палестино-еврейский конфликт становится не столько геополитическим, сколько цивилизационным, и провоцирует обращение к фундаментальным религиозно-философским вопросам, на которые заведомо не существует однозначного банального ответа.

Вместе с тем, рассмотрение региональной геополитики этой сложнейшей проблемы может дать множество полезных результатов.

В заключение скажу несколько слов о евразийском видении будущего арабского мира. Евразийский проект исходит из того, что человечество в XXI веке должно жить в условиях многополярности, а не однополярности. Однополярный глобализм несет в себе смертельную угрозу человечеству, и ему должна быть предъявлена реальная альтернатива. Такой альтернативой заведомо не может стать проект сохранения прежних национальных государств — таких как Франция, Египет, Ливан, Россия, Иран и т. д. Каждая из существующих сегодня стран (за исключением США) не дотягивает до статуса «полюса» в одиночку. Только при интеграции в созвездие «больших пространств» можно выстроить подлинную многополярность. Евразийский проект многополярного мира видит 4 планетарных пояса, расположенных по меридиану: американский, евроафриканский, евразийский и тихоокеанский. Каждый пояс состоит из нескольких «больших пространств». Арабский мир представляет собой в этой картине одно из трех «больших пространств» евроафриканского пояса. К северу от него находится единое «большое пространство» Евросоюза, к югу — «большое пространство» Черной Африки. «Большое пространство» панарабского мира представляет собой самодостаточный автаркийный блок, объединенный цивилизационно, культурно, религиозно, экономически и стратегически. Техно-экономическую поддержку он получает с севера и продлевает этот развивающий импульс в сторону африканского транссахарского юга.

При этом следует учесть, что евразийский проект видит континентальный (неарабский) ислам самостоятельным «большим пространством», технологически связанным по меридиану с Россией-Евразией, что, естественно, не означает трений с арабским «большим пространством». Эти проекты поясов и «больших пространств», впрочем, принадлежат к геополитике будущего, и их детальная разработка — дело новых геополитических школ.

Каким будет идеологическое содержание панарабского проекта, решать самим арабам. Единственно, следует предупредить о том, что слишком формальное утверждение универсалистских, почти одномерно-тоталитарных мотивов такой интеграции, с которым мы часто сталкиваемся в проектах фундаменталистов, салафитов и ваххабитов, распространяющих модель халифата не просто на весь исламский мир (в том числе неарабский), но и на все человечество, явно не способствуют реализации чаяний арабского единства на практике. Более того, слишком агрессивные лозунги фундаменталистов в стиле «Islamic World State» легко могут превратить друзей и союзников арабского мира, к которым, безусловно, отношусь и я, в нечто иное, вплоть до противников. Последнее: с арабами русских связывает многочисленные исторические узы. Но помимо прошлого у нас впереди общее будущее: нам предстоит строить справедливый многополярный мир, уважающий различие культур, религий и цивилизаций. А это значит, что у нас есть и общий враг — глобализм, планетарное насаждение атлантизма. Известно, что ничто так не сближает, как общий враг. Поэтому я рассматриваю перевод моей книги на древний арабский язык как еще один кирпич, положенный в здание великой борьбы суши против моря. И я убежден, что с опорой на геополитику мы вместе построим новый лучший мир — справедливый и свободный от эксплуатации, насилия и лжи.

Исламский мир и образ «глобального врага»

Для понимания стратегии атлантистов на Ближнем Востоке, отношения Запада к войне в Сирии, переворотам в Египте, послевоенному хаосу в Ливии и т. д. необходимо иметь в виду проект, обнародованный 9 лет назад администрацией Буша и не теряющий своей актуальности и сейчас — и как «дорожная карта» для пока что отставленных от власти неоконсерваторов, и как выражение внешней политики Вашингтона в целом.

Проект американских консерваторов, призванный спасти постоянно ухудшающуюся для американцев ситуацию, получивший название «Великий Ближний Восток» (Greater Middle East), был подготовлен весной 2004-го, а в июне того же года обнародован Джорджем Бушем на Стамбульском саммите НАТО. Этот проект дает американскую трактовку всей ситуации, определяет основные моменты американских интересов.

Показательно, что этот проект не только вызвал тогда бурю возмущения в арабском и исламском мире, но и встретил жесткое сопротивление со стороны Франции и мягкое — со стороны Берлина.

Проект «Великого Ближнего Востока» основан на геополитической концепции американских правых неоконсерваторов о необходимости найти нового «глобального врага». После краха СССР и резкого ослабления России США понадобился новый претендент на роль «империи зла», и эта роль постепенно отошла исламскому миру. Демонизации мусульман в глазах американских стратегов помогли теракты исламских экстремистов 11 сентября: реальность американской трагедии подтверждала теоретические конструкции неоконсерваторов. Яснее всех эту позицию сформулировал неоконсервативный теоретик — очень влиятельный в республиканских кругах — Майкл Ледин. Его мысль сводится к следующему: «современный исламский мир — это новое издание фашизма», но «фашизм играет без правил», следовательно, победить «фашизм (т. е. исламский мир) можно только с помощью фашизма (т. е. крайне жестких и агрессивных действий, попирающих — ради «благих» целей — некоторые основополагающие нормы демократии)». На протяжении последних 20 лет Майкл Ледин настаивал на американском вторжении в Афганистан и Ирак, на объявлении войны Ирану, Сирии, Ливану и, в перспективе, даже Саудовской Аравии. Некоторое время официальный Вашингтон от него отмахивался, но с конца 90-х годов прошлого столетия все пошло именно по его сценарию, а события 11 сентября 2001 года сделали Ледина «политическим пророком» американских ястребов-республиканцев.