Об этом особо не говорили в ходе кампании Макговерна. Идея использовать эту запись принадлежала Фрэнку Манкевичу, а он был очень близок к Бобби. Именно Фрэнк был тем, кому пришлось взять себя в руки в то мрачное утро в Лос-Анджелесе и выйти в вестибюль больницы, полной ошеломленных журналистов, чтобы объявить: «Сенатор Кеннеди умер сегодня ночью…»

Использовать эту запись в качестве проплаченной политической рекламы многим кажется неприемлемым — даже тем, кто готов согласиться с предположением Макговерна и Манкевича, что сам Роберт захотел бы поступить именно так.

Может быть. Спорить тут трудно, и сейчас, как никогда, высоки шансы на то, что Роберт Кеннеди счел бы Макговерна самой предпочтительной кандидатурой на выдвижение на пост президента от Демократической партии. Он всегда с трудом переваривал Хьюберта, воспринимая его исключительно как меньшее из зол, и ему бы, вероятно, никогда в голову не пришло, что можно воспринимать всерьез таких продажных ничтожеств, как Маски и Джексон.

Так что, наверное, можно предположить, что, если бы Бобби Кеннеди был жив — и по какой-то причине ушел из политики, — он согласился бы почти со всем, что говорит и отстаивает Макговерн. Хотя бы потому, что почти все это является осторожным продолжением того, что Бобби Кеннеди пытался донести до нас в прерванной кампании 1968 года.

Но если взглянуть на это с другой стороны, то предвыборная кампания демократов 1972 года — это издевательство над памятью обо всем, что Бобби Кеннеди представлял в 1968-м. Едва ли он был бы рад увидеть, что через четыре года после его убийства Демократическая партия обанкротилась по всем фронтам и даже лучшие из ее кандидатов борются за жизнь, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре и выступая на позициях, по существу продиктованных Никсоном и Джорджем Уоллесом.

С сугубо прагматической точки зрения записи с голосом Кеннеди могут сыграть свою роль в этой тоскливой кампании-1972, и, возможно, в конце концов, мы все согласимся с тем, что использовать их было мудро и правильно[54]… Но в то же время всегда найдется несколько скверных неудачников, таких как я, которые испытывают острое чувство потери и впадают в тоску всякий раз, когда слышат этот голос — этот быстрый, носовой ирландский выговор, который врывается в уши, как звуки Let It Bleed[55], вдруг прорезавшие хмурое воскресное утро на волне FM-радиостанции.

Существует странная связь между голосом Бобби Кеннеди и саундом «Роллинг Стоунз»: они были частью одного и того же удивительного времени, того невероятного прорыва конца 1960-х, когда почти все казалось возможным.

Целая эпоха достигла своего апогея 31 марта 1968 года, когда Джонсон выступил по национальному телевидению, объявив, что он не будет баллотироваться на переизбрание, — все, что он отстаивал, накрылось окончательно, и этот уход превратил его в символического экс-чемпиона «старого порядка».

Это походило на свержение с трона злого короля. Никто точно не знал, чего ждать, но мы все понимали: что бы ни случилось, это так или иначе будет продуктом «нового сознания». К маю стало ясно, что следующим президентом будет либо Джин Маккарти, либо Бобби Кеннеди и к Рождеству война будет закончена…

* * *

То, что произошло после этого, — в период с апреля по ноябрь 1968 года — повергло целое поколение политизированных молодых американцев в полный ступор. Никсон возложил всю вину на коммунистическую отраву и сказал, что знает рецепт противоядия, но он так и не понял того, что сам факт его президентства стал результатом сбоя или, по крайней мере, горьким его символом. Трудно даже вспоминать — и еще труднее найти этому объяснение, — каким ужасающим крахом обернулась вторая половина 1968-го.

На самом деле все произошло меньше чем за три месяца. В апреле был убит Мартин Лютер Кинг, в июне — Бобби Кеннеди… После этого в июле Никсона выдвинули кандидатом на пост президента, а в августе демократы отправились в Чикаго для заключительного акта этой пьесы.

Ко Дню труда[56]все было кончено. «Движения» больше не существовало, хотя еще шли какие-то судебные процессы и кое-кто трепыхался. Выбор между Никсоном и Хамфри просто не был выбором в свете того, что уже произошло от Сельмы до Чикаго. После череды всех этих кровавых убийств предложить Хьюберта Хамфри в качестве утешительного приза — это больше походило на умышленное оскорбление, чем на выбор.

Макговерн побеждает. Результаты, полученные Уоллесом, ставят в критическое положение Хамфри. Финиш на четвертом месте потрясает экс-лидера Маски. Линдси покидает гонку.

Milwaukee Journal, 4 апреля 1972 года

Провалы в такие времена случаются запросто. После восьми дней в этой темнице под видом отеля идея полной бесполезности и бессмысленности моей работы представляется абсолютно логичной. Достойный конец для этой тусовки — не только для меня, но и для всех остальных, кто угодил в эту ловушку, особенно для журналистов.

Предварительные выборы в Висконсине закончились. Они подошли к сногсшибательной кульминации несколько часов назад, когда Джордж Макговерн и Джордж Уоллес устроили всем блицкриг.

Результаты стали таким ударом под дых здравому смыслу, что сейчас, когда холодный серый рассвет встает над озером Мичиган — а Хьюберт Хамфри все еще вскрикивает во сне, несмотря на все принятые им успокоительные средства, в своем номере прямо над нами, — никто в Милуоки, включая меня, не может даже претендовать на то, чтобы объяснить, что же на самом деле произошло вчера вечером. В штабе Макговерна, конечно, будут отрицать это, но меньше чем 24 часа назад никто из этих людей не поставил бы и цента на то, что их кандидат финиширует первым. Даже Уоррен Битти, цветущий в своей новой роли одного из самых ценных и восторженных организаторов кампании Макговерна, считал, что максимум, на что может рассчитывать Джордж, — это финишировать с небольшим отрывом вторым.

Неделю назад ставить на то, что Макговерн поднимется выше почетного третьего места, выглядело бы в глазах тех, кто знал расклад, безумием, но к концу последней недели прошел слух, что Джордж набирает обороты и стремительно завоевывает популярность в некоторых городских округах, заселенных рабочими, которые считались электоратом либо Хамфри, либо Маски. Дэвид Бродер из Washington Post, признанный в ходе этой избирательной кампании экспертом, за пять дней до выборов начал гнать волну, предлагая — мне по крайней мере — поставить на то, что Макговерн получит больше чем 30 процентов голосов, а Уоллес — меньше 10.