Да, но тогда я была четырнадцатилетней сопливой девчонкой, робкой и неопытной!

Сейчас же мне было восемнадцать, я два года самостоятельно жила в другой стране, вдали от родственников, и метила, между прочим, в топ-модели. Мне ли стесняться какого-то Берсенева, который даже мое имя не может произнести, не исковеркав!

И все же… как же все-таки хорошо, что моя слабая, немного грустная улыбка (один известный фотограф сказал, что Анастасия Николаева не улыбается, а только намекает на улыбку) завораживает мужчин. Украденное у Джоконды выражение лица позволяет мне держать паузу в тех случаях, когда я не знаю, что сказать. Вот как сейчас.

– Вы живете в Париже? – спросил Майкл. – Вы эмигрантка?

Я удивилась и даже немного обиделась. Ведь, представляя меня, мой приятель, ресторатор, четко объяснил, кто я такая. Неужели он умудрился этого не запомнить?

– Я топ-модель, – с некоторым вызовом произнесла я, – и живу везде сразу. В данный момент работаю в Париже. Возможно, скоро перееду в Милан или Нью-Йорк.

К слову сказать, ни в одну из этих модных столиц меня пока никто не приглашал, я сказала это для того, чтобы произвести на Майкла впечатление.

– Жаль, если так, – улыбнулся Берсенев, – у меня есть для вас предложение о работе. Здесь, в Париже.

– Но у меня контракт, – приподняла я бровь, – мое рабочее время расписано по минутам.

Я сказала это и сразу же сама почувствовала, что тон был взят неверно. Берсенев нахмурился. Наверное, ему не нравилось, когда девушки ведут себя так вызывающе и уверенно. Такие мачо, как он, любят, чтобы их спутницы находились в полутени.

– Вы можете обратиться к моему агенту, я дам вам телефон, – смягчилась я.

– Зачем мне какой-то агент, если то, что мне надо, сидит здесь? – расхохотался Берсенев.

– Вы фотограф? – поинтересовалась я.

– Я художник. Это мое хобби. Пишу портреты. У вас интересное лицо, я хотел бы написать ваш портрет.

Если бы эта небрежная фраза слетела с других губ, я задохнулась бы от возмущения. Я совершенно точно не дала бы нахалу спуску. Я бы его на ужин съела. Но мрачное обаяние Майкла Берсенева являлось пропуском в тот мир, обитателям которого позволяется говорить все что угодно. Даже сказать будущей топ-модели Анастасии Николаевой, которой восхищается весь Париж, что у нее, мол, интересное лицо. Как будто я сама не знаю, что интересное. Если бы мое лицо было другим, я бы здесь сейчас не сидела.

– Модели не позируют художникам, – терпеливо, хотя и не без некоторого раздражения, объяснила я, – вы отдаете себе отчет в том, о чем просите? Знаете, сколько стоит мое время? Между прочим, я недавно пробовалась на роль в фильме Люка Бессона.

– А кто такой Люк Бессон? – невозмутимо спросил меня странный собеседник.

– Вы прилетели с другой планеты? – беззлобно поинтересовалась я. Этот человек одновременно раздражал и притягивал меня.

– Не сердитесь, дорогая. – Он сжал мою руку чуть выше локтя.

Это был ни на что не намекающий дружеский жест, но почему-то меня словно накрыло горячей волной. Я понадеялась, что он этого не заметил. Хотя насмешливая улыбка Майкла Берсенева свидетельствовала об обратном. Он не сразу отпустил мою руку – тонким нервным пальцем провел по моей бледной гладкой коже. Я даже вздрогнула от предвкушения – а что, может быть, и правда согласиться на портрет? Но тогда он решит, что я растаяла под лучами его обаяния и поплыла прямиком в его гостеприимную кровать. Мужчины вроде него презирают легко достающихся женщин.

– Просто я веду уединенный образ жизни, Анастезия.

– Анастасия, – хрипловато поправила я.

– Еще раз меня извините. Я почти ни с кем не общаюсь. В моем доме нет телевизора. Я никогда не хожу в кино и не читаю газет. Все книги, которые стоило прочитать, я уже прочитал. Может быть, я покажусь вам ограниченным. Но все, что у меня есть, – это моя работа и мои портреты.

– А в какой области вы… работаете? – спросила я, надеясь хоть как-то отвлечься от нарастающей сладости. Этот мужчина был для меня опасен! Но, черт возьми, как же он мне нравился! Со мной давно такого не было. А правильнее сказать – такого со мной не было никогда.

– У меня несколько виноградников, – лаконично объяснил он, – я произвожу элитное вино. Но это вам неинтересно, дорогая.

– Почему же? Я люблю вино. Хотя, если честно, мартини я люблю еще больше.

– Вы просто прелесть, Анастасия. Так что насчет портрета? Уверен, вы сможете иногда навещать меня в Париже. Когда мы приступим к работе?

– Увы, – развела я руками, – я слишком занята. Но, может быть, мы могли бы поужинать или…

– Что ж, мне очень жаль, – бесцеремонно перебил он, – если передумаете, можете мне позвонить. Естественно, все будет оплачено. Я заплачу вам столько, сколько вы скажете.

– Я посоветуюсь со своим агентом.

– Не стоит. – Он наклонился так низко к моему лицу, что я почувствовала его слабо пахнущее вином дыхание на своем виске. – Ведь это наше с вами личное дело, не так ли?

Да, подруг у меня мало – а кто вообще сказал, что у признанной красавицы должно быть много подруг? По-моему, женская дружба – это вообще иллюзия или, если вам угодно, сделка, временное соглашение о ненападении.

Зато у меня есть много приятельниц, которые за небольшое вознаграждение готовы оказать мне какую угодно услугу. Записать вне очереди к известному стилисту, например, или застолбить для меня платье на распродаже подиумных образцов. Забронировать столик в модном ресторане, в который иные любители роскоши готовы неделями занимать очередь. Достать билет на кинопремьеру (люблю ходить в кино, хоть ни черта и не понимаю по-французски).

А вот Полина, младший секретарь Дома моды «Амалия Роша», может раздобыть информацию. Про кого угодно. Полина – колодец, полный сведений, сплетен, мирно плещущихся на дне его секретов и покрытых зеленой тиной страшных тайн. Не знаю уж, как ей это удается, но то, что на нее всегда можно рассчитывать, – это факт.

Я повела Полину в «Галери Лафайет» и великодушно разрешила воспользоваться моей кредитной карточкой. Застенчивости в ней ни на грамм, поэтому она безо всяких угрызений совести принялась сметать в корзину кошельки «Луи Виттон», модные пашмины пастельных оттенков и прочую дребедень, за которую мне пришлось выложить целое состояние. А мне только и оставалось, что плестись рядом и задавать наводящие вопросы.

– Полина, я хотела узнать об одном человеке… – Я огляделась по сторонам – не подслушивает ли кто.

– Понятно, – усмехнулась она, вертя в руках бежевый кожаный баул, – а что, неплохая сумочка. Мне бы пригодилась для походов в спортзал.

– Бери, – вздохнув, разрешила я.

У нее хватило наглости виновато улыбнуться и заметить:

– Не волнуйся, я тебя не разорю. Я, кажется, понимаю, о ком идет речь.