– И каждую ночь буду ложиться в постель с человеком, которого не люблю. Нет, дядюшка, не уговаривайте. Я не принимаю его предложения.

– К сожалению, – продолжал Матье, – ты не можешь его не принять. Ты должна выйти замуж за господина Гарена де Бразена. Таков приказ.

При слове «приказ» куда только исчезло безмятежное спокойствие Катрин. Щеки вспыхнули от негодования, глаза засверкали, она вскочила на ноги и подбежала к дядюшке.

– Приказ?! Неужели? И чей же это?

– Его светлости герцога Бургундского. Вот возьми, прочитай.

Из ларца, стоящего на столике, Матье Готерен достал большой пергамент с герцогскими гербами и протянул Катрин.

– Гарен де Бразен передал мне его вместе со своей почтительнейшей просьбой. Еще до наступления зимы ты станешь мадам де Бразен.

Целый день сидела Катрин, запершись в своей комнате. Никто не тревожил ее. Дядюшка Матье под впечатлением от бури гнева, что последовала после чтения герцогского приказа, почел за лучшее оставить Катрин в покое. Он ушел по своим делам. Отлучилась из дома и Сара, как всегда никого не предупредив. Катрин сидела на кровати, зажав руки между колен, и думала. Гедеон был единственным свидетелем ее размышлений. Чувствуя серьезность момента, Гедеон молчал. Нахохлившись, полуприкрыв глаза кожистой пленкой, сидел он и, казалось, тихо дремал на своей жердочке, тогда как его тень большой черной кляксой раскачивалась на стене.

Гнев девушки мало-помалу утих, но мятежный дух не оставил ее сердца. Она-то думала, что герцог желает ей добра, а он не нашел ничего лучше, чем обязать ее этим странным приказом выйти замуж за Гарена де Бразена, человека, которого она не только не любила, но, по правде сказать, и знакома-то с ним не была! Сама возможность такого приказа до глубины души возмущала ее. Как смеет Филипп распоряжаться ею, будто своей собственностью, ею и ее судьбой, когда она даже не подданная его герцогства? Она так и заявила Матье: «Я не подданная герцога Филиппа. Я не обязана ему подчиняться и не подчинюсь!»

– Кончится это тюрьмой и разорением для всех нас… А может быть, чем-нибудь и похуже… Я-то подданный герцога, преданный ему и верный. А ты мне племянница и живешь под моей крышей, значит – тоже его подданная, хочешь ты этого или нет!

Что тут возразишь? Катрин, хоть и была вне себя от ярости, не могла не видеть справедливости дядюшкиных рассуждений, но вот так, ни за что, оказаться замужем за казначеем, когда до сих пор она так удачно избегала матримониальных посягательств и намеревалась избегать их и впредь?! Ну уж нет! У Катрин был Арно: то сладострастное, то жестокое чувство, которое пережила она в его объятиях, пусть даже своего счастья она лишилась навек, жило в ней и до сих пор. Еще тогда, на Фландрской дороге, она дала себе клятву, что будет принадлежать только одному мужчине на свете, жестокому и нежному, который так быстро завладел ее сердцем и так быстро отказался от нее самой.

В воспаленном мозгу Катрин одно мужское лицо сменялось другим: Гарен с черной повязкой, юный капитан Руссе, настолько влюбленный, что мог бы пойти ради нее на любое безумство. Вот и выход! Пусть похитит ее и увезет! Его не надо будет просить дважды, он не посмотрит на гнев Филиппа. Он увезет ее и спасет от объятий де Бразена! Но он потребует награды. Только ее он и жаждет. А чем нелюбимый де Руссе лучше нелюбимого де Бразена? И тот и другой равно не милы. Только Арно, одному Арно будет она принадлежать.

Но вот еще одно лицо возникло перед ней. Барнабе… Кто, как не Ракушечник, сумел выпутаться из самого безнадежного дела? Он увез их из взбунтовавшегося Парижа. Он вырвал Лоизу из лап Кабоша. Живыми и невредимыми довез он их до Дижона по дорогам, разоренным войной и жестокими бандами грабителей. Он – единственный, кто способен совершать чудеса! Катрин поняла: она немедля пойдет к Барнабе. Она не может ждать, пока он сам вздумает навестить своих почтенных друзей, не слишком-то часто он это делает. Ждать у нее нет времени. Таков был итог ее одинокого бдения.

В мирном доме на улице Грифонов нечасто видели в гостях Барнабе именно потому, что дом был для него слишком мирен. Несмотря на свой преклонный возраст, бывший торговец фальшивыми реликвиями все так же любил жизнь, полную опасностей, и не мог отказаться от причудливого пестрого мира, пусть недоброго, но в котором жизнь кипела ключом. Изредка объявлялся он, насмешливый, остроумный, небрежный и грязный сверх всякой меры. Вот тогда он навещал своих друзей. Он усаживался на кухне, протягивал свои длинные ноги поближе к очагу и сидел, пока Матье, любивший его сам не зная почему, не звал его к столу: Матье непременно его чем-то потчевал.

Так он сидел час, другой, третий, болтая с мэтром Матье о разных разностях. Барнабе знал все до одной новости Бургундского герцогства и не раз давал суконщику ценные и полезные сведения, например, сообщал о прибытии в Дамму генуэзского и венецианского судов или в Шалон каравана с русскими мехами. Он знал все сплетни двора, имена всех любовниц герцога Филиппа и сколько раз вспыхнула от обиды и гнева страдалица-герцогиня. Наговорившись всласть, он церемонно кланялся Жакетте и Лоизе, трепал по щеке Катрин и нырял в темноту, возвращаясь вновь в свое подземное царство. И Матье, и Катрин знали, что он правая рука страшного Жако, короля кокильяров. Но ни тот, ни другая не говорили об этом. И если порой ядовитый язык Лоизы намекал на малопочтенную профессию их друга, дядя и племянница совместными усилиями немедленно затыкали ей рот.

К вечеру Жакетта, обеспокоенная тишиной и долгим затворничеством Катрин, принесла ей тарелку супа, несколько ломтей холодной говядины и кружку молока. Катрин и впрямь с самого утра ничего не ела.

Чтобы не обидеть матушку, Катрин съела несколько ложек супа, проглотила кусочек мяса и выпила молоко, хотя есть ей совсем не хотелось. Но еда пошла ей на пользу, она почувствовала вдруг, что на душе у нее посветлело, сил прибавилось, думается и дышится куда легче.

– Не мучай себя, деточка, – сказала ей с улыбкой Жакетта. – Что такого уж дурного в этом предложении, если подумать? Многие девушки позавидовали бы тебе, и не только девушки, но и знатные дамы. Господин Гарен наверняка выиграет от более близкого знакомства. Он не дурен собой, и может случиться так, что ты его полюбишь, а он будет баловать тебя, задаривать подарками…

Добрая Жакетта указала взглядом на переливающуюся груду материй, которую дядюшка Матье позаботился отправить племяннице как напоминание о соблазнительной роскоши, что ее ожидает. Катрин свалила их на сундук в самый темный угол спальни. От жалобного и печального тона Жакетты у Катрин защемило сердце, и она кинулась матери на шею.

– Не мучьте себя и вы, матушка! – вскричала она. – Все будет хорошо, и, как вы говорите, все уладится само собой.

Не подозревая о том, что имеет в виду ее дочь, Жакетта спустилась вниз несколько успокоенная и сказала Матье, что Катрин отошла, примирилась и уже не отказывается от замужества наотрез.

Но Катрин и не думала сдаваться. Она хотела только успокоить мать, а значит, и получить свободу действий. После своей более чем легкой трапезы она легла на постель, дожидаясь, пока совсем стемнеет. Она услышала, как хлопнула дверь за мэтром Матье: каждый вечер он отправлялся к городскому голове и отдавал ему ключи от ворот святого Николая, привратником которых был избран, потом запирал свои ворота и ложился спать.