Сколько Шухрат не артачился, его все равно заарканили, как дикого горного козла и Киданов с Авировым взгромоздили Камалова-младшего на плечи.

— Ну, что там? — полюбопытствовала Ли.

Шухрат подслеповато сощурился, разглядывая крышу, и медленно сказал:

— Валяется там какой-то сверток в целлофане…

Сердца четырех стоявших на земле людей на мгновенье замерли, а затем застучали с новой силой — гулко, тревожно, радостно. Свершилось самое настоящее чудо. Еще не смея поверить в подвалившее счастье, Майя запинаясь и заикаясь попросила:

— Шу… Шурик, по-одай, по-ожалуйста, п-пакет!

Бантикова ничего не сказала, она с благоговением, как на святого, смотрела на вознесенного к небу Шухрата. По ее щеке катилась слеза. А к уставшим держать Камалова-младшего Киданову и Авирову вдруг вернулись силы. Подобно древним грекам, несущим на триумфальном шествии на плечах богиню Нику они по указанию Шухрата обошли киоск и приблизились к нему с той стороны, откуда парню было легче всего достать находку с крыши. Однако при первом же взгляде на нее стало ясно, что это совсем не то зачем отправились в путь путешественники. Сверток, который Майя взяла из рук, Камалова, был пыльным, с высохшим хрупким целлофаном, свидетельствовавшем о том что он не один месяц пролежал под палящими лучами солнца. Майя развернула пакет. В нем оказались два превратившихся в сухари ломтика хлеба, а между ними кусочки заплесневевшего, а потом высохшего сыра.

Разочарование, испытанное членами поисковой экспедиции не поддается описанию. Еще несколько мгновений назад воодушевленные, взволнованные, готовые разразиться бурной победной радостью, они сникли, высохли, словно из каждого из них разом огромным шприцем выкачали все соки. Камалов немедленно и бесцеремонно был сброшен со своего пьедестала.

— Ты что, сопляк, издеваешься, да?! — заорал на парня Авиров. — Чуть инфаркт не хватил! Неужели ты с самого начала не видел что пакет этот на крыше не день и не два, а целый год лежит, истлел весь!..

Камалов презрительно оттопырил нижнюю губу.

— Видел.

Холеные усики Авирова торчали как два обоюдоострых клинка.

— Так какого же ты черта сразу об этом не сказал?

— Покататься на ваших плечах хотел, — фыркнул Шухрат. — А вообще-то, я вижу плохо. Меня спросили что лежит, я сказал. Попросили достать, я достал. Чего вам от меня еще нужно?..

— От такого придурка как ты, — заявил Авиров с пафосом, — ничего! — Обманутый в надеждах он явно срывал на Шухрате злость.

— Не ругайтесь, мужики! — принялась Майя успокаивать разгорячившиеся стороны. — Спокойно, Рустам!.. У нас в запасе еще магазин есть. Идемте к нему.

Ли положила на кучу мусора сверток с засохшими бутербродами и направилась через дорогу к магазину, которым заканчивался каскад столовых. Потянулись за Майей и остальные.

Вход в магазин находился в торце одноэтажного, облицованного плиткой — под белый кирпич — здания. Две ступеньки, две, настежь открытые створки стеклянных дверей, две большие музыкальные колонки по обе стороны от них. Они-то и являлись источником звука — гремевшей на всю округу музыки. Очевидно, хозяева магазина приторговывали, ко всем прочим товарам, еще и аудиокассетами и таким вот образом рекламировали свой товар.

— Девять заповедей я, ай да я! — пел солист группы "Лесоповал" Куприк Сергей.

Соблюдаю без вранья, без вранья.

А десятая не прихоть, а десятая не прихоть, а десятая не прихоть, а профессия моя!

— Не предавай! — подхватывали голоса других участников группы, а Куприк отвечал:

— Не предавал!

— Не убивай!.. — Не убивал!..

— Не пожалей!.. — Отдам последнюю рубаху!

— Не укради!.. — Вот тут я дал!.. Вот тут я дал!.. Пожалуй, маху!

Песня звучала насмешкой для истерзанных, исстрадавшихся душ Майи и ее клиентов, порядком уставших от веры и безверия, взлетов и падений, измотанных поисками и погоней за призрачной сомнительной удачей. Эх, Фортуна, Фортуна, улыбнешься ли ты им когда-нибудь или так и будешь скалиться из-за угла и исчезать каждый раз, когда они до этого угла доберутся?..

Гурьбой ввалились в магазин. Так и есть — сразу у входа на столе стоял ящик с аудиокассетами, а за ним на полках на стене расставлены и видеокассеты. Их можно брать под залог для просмотра по видеомагнитофону в автобусах дальнего следования. Здесь также торговали всем тем, что может пригодиться путешественнику в дороге… но (за исключением кассет) для желудка. В общем-то, магазин как объект, где можно спрятать деньги, никудышный. Бетонный пол, гладкие стены, да продавец, волком смотрит на покупателей, следит, кабы кто бы, чтобы да не стянул бы. Нет, Офа тайник здесь вряд ли устроила. На всякий случай, для очистки совести компания внимательно оглядела пол, стены и витрины, будто невзначай заглянула за занавески на окнах, а Майя, отойдя в дальний угол помещения, даже бросила взгляд на привинченный к потолку вентилятор, в слабых потоках которого нежились сонные мухи. Нигде ничего похожего на пакет с деньгами. На всякий случай поинтересовались у продавца, подозрительно поглядывающего на странных посетителей, не оставляла ли у него три дня назад чернявая женщина какой-нибудь пакет и, получив отрицательный ответ, компания покинула магазин.

Настроение у всех было паршивое, но Майя не унывала.

— Ничего, осталось проверить два тайника и денежки у нас в кармане, — с наигранным оживлением пообещала она.

— Не найдете вы их! — неожиданно заявил Шухрат. — Ваша теория с тайниками дрянь! Домой нужно возвращаться.

— Вот и поезжай! — накинулась на Камалова Бантикова. — Тебя никто не держит. Автобусов много, а без тебя в машине просторнее будет. Давай, давай, двигай отсюда!

Шухрат обиженно замолчал и поотстал от основной массы путешественников. Похоже, из Камалова-младшего в этой компании хотят сделать козла отпущения. Однако, опасаясь гнева старшего брата, домой он не поехал, у "Москвича" догнал четверку и влез в автомобиль вместе со всеми.

И снова дорога — длинная, нудная, душная. В наступивших сумерках за окном мелькали деревья, проносились поля; то вздымались, то опускались похожие на гигантские волны холмы. Вверх, вниз… вверх, вниз… Утомленные бессонными ночами Бантикова и Авиров задремали. Клевал носом и Шухрат. А вот к Майе сон не шел, хотя за двое с лишним суток ей вряд ли удалось поспать урывками более четырех часов. Едва она смыкала веки, как перед глазами у нее, сменяя друг друга, будто в калейдоскопе, возникали картинки из событий, произошедших за два последних дня, а не дававшие покоя мрачные мысли начинали терзать с удвоенной силой. Ли оставила попытки уснуть, открыла глаза и обратилась к Виктору:

— Если ты устал, можешь отдохнуть, а я поведу машину. Права у меня есть.

— Я днем дома отдохнул, — откликнулся Киданов. — А ты спи. Дорога дальняя, возможно нам действительно придется поменяться местами.