Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сюда, – Бишоп повел их на лужайку у дома директора школы, где за пышным плотным газоном начинался лес.
Там стоял металлический столбик, примерно с них высотой, на котором лежал гладкий кусок белой соли с коричневыми пятнами. Сверху соль держал медный круг. Бишоп взялся за него и попытался открутить.
– Помоги, – попросил он Сэмюэла.
Они вдвоем налегли на круг, и тот подался. Сэмюэл задыхался от натуги; от столба пахло диким зверем, и к этому запаху примешивался противный серный душок, как от тухлых яиц. Так пахла соль. Вблизи Сэмюэл разглядел табличку, прикрепленную к середине столба: “Осторожно, яд. Не трогать”.
– Это от него олени дохнут? – спросил он.
– Берись с той стороны.
Они сняли со столба кусок соли, оказавшийся на удивление тяжелым и плотным, и потащили к дому директора.
– Не нравится мне все это, – признался Сэмюэл.
– Мы почти пришли.
Они шагали медленно, поддерживая с двух сторон серую глыбу, обогнули бассейн и поднялись на две ступеньки к горячей ванне. Вода медленно бурлила, над ней поднимался пар, а на дне ванны светился синий огонек.
– Бросай, – Бишоп кивнул на ванну.
– Не хочу.
– На счет три, – велел Бишоп, и они, два раза качнув кусок соли туда-сюда, на третий бросили ее в ванну.
Глыба с плеском рухнула в воду и глухо шлепнулась на дно.
– Вот и отлично, – сказал Бишоп. Они смотрели на лежавшую на дне ванны глыбу; мерцавшая вода искажала ее вид. – К утру растворится, – продолжал он. – И никто ничего не узнает.
– Я домой хочу, – подал голос Сэмюэл.
– Пошли, – Бишоп взял друга за руку, и они направились прочь.
Когда они дошли до дома, Бишоп открыл окно кинозала и замер.
– Хочешь, скажу, что случилось в кабинете директора? – спросил он. – Почему меня не выпороли?
Сэмюэл едва сдерживал слезы и вытирал сопли рукавом пижамы.
– А все очень просто, – продолжал Бишоп. – Ты пойми главное: каждый чего-то боится. Узнаешь, чего человек боится больше всего, и делай с ним что угодно.
– И что же ты сделал?
– Он взял палку. Велел мне наклониться над столом. Ну и я снял штаны.
– Что?
– Расстегнул ремень, спустил штаны и трусы. Повернулся к нему голой жопой и спрашиваю: “Вы этого хотите?”
Сэмюэл уставился на Бишопа.
– Зачем ты это сделал?
– Я спросил его, нравится ли ему моя жопа и не хочет ли он ее потрогать.
– Все равно не понимаю, зачем ты это сделал.
– Смотрю, а он аж сам не свой.
– Ого.
– Смотрел-смотрел на меня, потом велел одеться и отвел в класс. Вот и все. Проще простого!
– И как тебе только это в голову пришло?
– Ладно, – ушел от ответа Бишоп. – Спасибо, что помог.
Он залез в окно, Сэмюэл за ним. Прокрался по темному дому в гостевую спальню, лег в постель, потом встал, пошел в ванную и вымыл руки – три, четыре, пять раз. И непонятно было, то ли яд жжет пальцы, то ли это ему только кажется.
9
В почтовый ящик бросили приглашение в кремовом квадратном конверте из плотной бумаги.
– Что это? – спросила Фэй. – Тебя зовут на день рождения?
Сэмюэл перевел взгляд с конверта на мать.
– На вечеринку с пиццей? – не унималась та. – На роллердром?
– Ну хватит.
– От кого оно?
– Не знаю.
– Ну так открой.
В конверте лежала дорогая открытка. Она блестела, словно в бумаге были капельки серебра. Буквы казались позолоченными. Изящным курсивом с завитушками были выведены слова:
Приглашаем вас на вечер в церковь Академии Святого сердца
Бетани Фолл исполнит Первый скрипичный концерт Бруха
Сэмюэла еще никуда не приглашали так торжественно. Приглашения на дни рождения одноклассников были самыми заурядными: сляпанные кое-как дешевые тонкие открытки с животными или воздушными шариками. Это же приглашение было весомым даже на ощупь. Сэмюэл протянул его матери.
– Пойдем? – спросил он.
Мама прочитала открытку и нахмурилась.
– А кто такая Бетани?
– Моя подруга.
– Из школы?
– Типа того.
– Значит, близкая подруга, раз тебя пригласили на концерт?
– Пойдем? Ну пожалуйста!
– Разве тебе нравится классика?
– Да.
– И с каких это пор?
– Не знаю.
– Это не ответ.
– Ну мам.
– Скрипичный концерт Бруха? Ты хотя бы знаешь, что это такое?
– Мааам!
– Да я просто говорю. Ты уверен, что тебе это понравится?
– Пьеса очень сложная, она ее несколько месяцев репетировала.
– А ты откуда знаешь?
Сэмюэл с досады зарычал: до того ему не хотелось обсуждать Бетани.
– Ну ладно, – улыбнулась мама. – Пойдем.
Вечером в день концерта она велела ему одеться получше.
– Представь, что сегодня Пасха, – добавила она.
Сэмюэл надел самые нарядные вещи, которые нашел в шкафу: жесткую колючую белую рубашку, черный галстук-бабочку, тугой, как удавка, черные брюки, которые, когда Сэмюэл шевелился, потрескивали от статического электричества, и блестящие туфли, такие тесные, что пришлось воспользоваться рожком для обуви, и такие жесткие, что сразу же натерли ему пятки. И зачем только взрослые по самым торжественным случаям надевают самую неудобную одежду, подумал Сэмюэл.
Когда они приехали в церковь Академии Святого сердца, там уже было полно народу: в сводчатый дверной проем текла вереница мужчин в костюмах и женщин в платьях с цветочными узорами, и даже с парковки было слышно, как разыгрываются музыканты. Церковь копировала знаменитые европейские кафедральные соборы – правда, была меньше раза в три.
Вдоль центрального прохода тянулись ряды тяжелых скамей со спинками, украшенных затейливой резьбой; полированное дерево влажно блестело. За скамьями высились каменные колонны, к которым метрах в пяти над головами публики были прикреплены горящие факелы. Родители учеников болтали между собой, мужчины мимолетно и невинно целовали женщин в щеку. Присмотревшись, Сэмюэл понял, что на самом деле мужчины вовсе не целовали женщин, а только делали вид: чмокали воздух где-то возле шеи собеседницы. Наверно, женщинам обидно, подумал Сэмюэл: ждешь, что тебя поцелуют, а целуют воздух.
Сэмюэл с мамой заняли места и открыли программку. Бетани должна была появиться только во втором отделении. В первом предполагались короткие камерные пьесы и сольные номера. Выступление Бетани явно должно было стать гвоздем программы. Коронным номером. Сэмюэл нервно притопывал ногами по мягкому ковру.