него. Он жестоко избивал меня, и я смогла вырваться только благодаря тому, что закрутила роман с другим. Тот, другой, оказался очень замкнутым человеком, он был дважды разведен и не собирался брать на себя никаких обязательств. Когда я по-настоящему влюбилась в него, он отстранился от меня. Мы кидались из крайности в крайность, и это сводило меня с ума. Потом он начал мне изменять, и я, наконец, бросила его.

Очертя голову я закрутила роман со следующим мужчиной, который был на десять лет моложе меня. Он был милым и чем-то напоминал моего первого мужа. Мы сразу же начали жить вместе, и тут я узнала, что он сидит на крэке. Я время от времени принимала наркотики, но делала это очень осторожно, потому что боялась подсесть. В шестидесятые я попробовала практически всё и выкурила огромную кучу травы, но в середине семидесятых бросила, отдавая предпочтение алкоголю. Но из-за того, что теперь крэк стал мне постоянно доступен, я начала «набирать обороты».

В прошлом году я прочитала вашу книгу. Это было последней каплей. Вы помогли мне увидеть мою жизнь со стороны. Я узнала, что у моей проблемы есть название, что другие люди страдают так же, как и я, и что это лечится. Я записалась на консультацию к психотерапевту, специализирующемуся на лечении взрослых детей алкоголиков, и он посоветовал мне сначала разобраться с моей алкогольной зависимостью. Я смогла бросить пить, но никак не могла отказаться от крэка. Мой сожитель все время употреблял крэк, и это очень сильно усложняло мою задачу. Наконец, я завязала и с наркотиками, и с пьянством, но так как я все еще оставалась женщиной, которая любит слишком сильно, мне понадобилось еще четыре месяца на то, чтобы выгнать его из дома. Для этого пришлось снова сблизиться с этим «закрытым» человеком, который прежде всего был моим любовником, а потом уже наркоманом, сидящим на кокаине. Теперь я понимаю, что он к тому же и алкоголик. На занятиях «Анонимных алкоголиков» нам говорят: «Никаких серьезных отношений в течение года». Я понимаю, так надо, но пока не уверена, что у меня получится. Я придумываю самые разные причины, чтобы остаться с ним. Я не пью и не употребляю наркотики, но все еще остаюсь женщиной, которая любит слишком сильно, – именно такой женщиной, которой я клялась себе никогда не становиться. Вот вам и убежденная феминистка.

Спасибо, что выслушали меня, Робин.

Терри Д.

Уважаемая Терри!

Прочитав ваше письмо, я пришла к выводу, что помимо алкогольной зависимости, кокаиновой зависимости и зависимости от отношений, у вас присутствует еще и зависимость от секса. Ваше сексуальное поведение в подростковом и взрослом возрасте, компульсивное сексуальное поведение партнеров, которых вы выбирали, чувство гнева и желание отомстить – это явные симптомы зависимости. Еще один ключ к пониманию вашего поведения – властный и жестокий отец-алкоголик и крайне пассивная мать-алкоголичка. Эти факторы часто присутствуют в тех случаях, когда в детстве имело место сексуальное насилие.

Пережитые в детстве сексуальные домогательства, как правило, провоцируют компульсивное сексуальное поведение в зрелости. Само по себе жестокое обращение, если оно сильно сексуализировано (т. е. так или иначе связывается с сексом или проявлениями сексуальности, имеет сексуальный подтекст), является достаточной причиной для развития сексуального компульсивного поведения. Таким же образом, тяга одного из родителей к тайным связям на стороне тоже может привести к развитию зависимости от секса. Хотя вы и не упоминаете о том, что пережили сексуальные домогательства в детстве, ваша модель поведения в отношениях во взрослом возрасте указывает на то, что в детстве вы либо стали жертвой сексуального насилия, либо жестокое обращение с детьми в вашей семье имело сексуальный подтекст. Другими словами, вы описываете симптомы зависимости от секса в настоящем и сексуальной травмы в прошлом, независимо от того, помните ли вы о ней или нет.

Вот некоторые факты:

• В США каждая четвертая женщина в возрасте до восемнадцати лет становится жертвой сексуальных домогательств или сексуального насилия.

• В большинстве случаев жертвы знают своих насильников и доверяют им. Многие из них – это близкие родственники.

• Восемьдесят процентов изнасилований и восемьдесят процентов случаев бытового насилия (и то, и другое часто происходит одновременно) происходят в семьях алкоголиков. На втором месте по частоте таких случаев стоят крайне религиозные семьи.

• Большинство жертв сексуальных домогательств «забывают» о том, что с ними произошло благодаря подсознательному защитному механизму отрицания.

• Жертвы сексуального насилия обычно либо сами проявляют сексуальное насилие в отношении своих детей, либо выбирают партнера с такими наклонностями.

Сексуальное насилие – страшная травма, ее последствия разрушительны, она может нанести огромный непоправимый вред ребенку, поэтому защитные механизмы, помогающие ему «все забыть», работают на протяжении всего детства и юности. В большинстве случаев эти защитные механизмы отрицания тщательно и очень надежно прячут болезненные воспоминания, чтобы защитить «я» ребенка от перегрузки. Но так как полностью стереть воспоминания невозможно, они сохраняют свою силу и влияют (на подсознательном уровне) на повседневное поведение, чувства и решения человека. Из-за них возникает повышенная тревожность, подозрительность, страх и некое беспричинное чувство стыда, которые не дают взрослому человеку жить нормальной, размеренной и счастливой жизнью. Более того, даже будучи глубоко спрятанными, эти воспоминания препятствуют исцелению от тревожности, подозрительности, страха, чувства незащищенности и стыда, не говоря уже о возникшей в связи с этим зависимости от секса, причины которой кроются в этой детской травме.

Работать с сексуальными травмами очень сложно не только потому, что жертва в принципе отвергает факт изнасилования и автоматически срабатывает защитный механизм, блокирующий сознательные воспоминания о событии или событиях, но и потому, что очень сложно дать точное определение сексуальной эксплуатации. Каждый из нас хочет верить, что все случившееся с ним в жизни было вовсе не таким ужасным. Это относится и к другим травмирующим событиям из детства. Зависимость от родителей естественным образом перерастает в преданность, которая сильно усложняет и без того трудную задачу по определению масштаба нанесенной нам в детстве травмы. Когда из глубин памяти начинают подниматься воспоминания, мы стараемся убедить себя в том, что мы все это придумали, что это нам приснилось или что мы напрасно сгущаем краски. Мы намеренно ничего не предпринимаем и не придаем значения нашим чувствам и реакциям, полагая, что не стоит делать из мухи слона. Но практически во всех случаях всё оказывается как раз наоборот: мы настолько недооцениваем значение и последствия произошедшего, что в результате не можем найти ни одного рационального объяснения своему душевному расстройству, раздражительности,