плед и с ним в руках возвращаюсь к Антону. Дверь я в порыве гнева не закрыла, что теперь даёт мне возможность, подойти бесшумно и украдкой оценить его состояние, однако оптимизма оно не внушает. Он так и стоит перед окном, с отчётливо проступающими на руках венами под натянутой сжатыми кулаками кожей. Плохо дело. Подобное мы уже проходили и я, на всякий случай, отступаю назад.

– Насмотрелась?

Не вопрос, а выстрел. Я и забыть успела про чутьё его звериное. Подкрадёшься тут, конечно.

– Антон, я пыталась его спасти, правда, но всё случилось так быстро...

– Пошла вон.

Коротко, твёрдо, хлёстко, как удар розгами.

– Да без проблем! – я дословно повторяю вчерашний ответ взбешенной Ольги, но мне сейчас начхать на такие мелочи. В действительности же проблема существует – это сам Бес. Моя им одержимость. Нам не начать всё с чистого листа, как ни бейся, грязь с предыдущих так и будет проступать наружу. Пачкать. Что бы мы ни делали, этого, наверное, не исправить. Ну и Бог с ним! Вымотала меня эта бесконечная игра в одни ворота.

Бросаю в окаменевшего Антона свёрнутый плед и бегу к двери. Не заперта. Вот и хорошо. Просто замечательно!

Пальцы мелко дрожат, скользя по гладким перилам. С чего бы? Свет клином на нём сошёлся? Что, малонормальныхмужчин? Недолюбленная я какая-то, один приласкал когда-то, а я и поплыла. Других к себе на пушечный выстрел не подпускала, как маревом непроглядным заволокло и глаза, и разум. Я бы ему и Митю простила, и боль от паяльника, и чёрт знает что ещё, да только сам он к идеальным привык, зачем ему серая мышь?

Пусть катиться. А я для себя буду жить, встану на ноги, найду себе парня, самого обычного, без особых затей и странных заскоков. Буду варить ему борщ, а он дарить банальные тюльпаны, на восьмое марта. Без всяких красивых присказок и скрытых смыслов. И обнимать, когда накатят вдруг старые чувства, будет крепко-крепко, чтоб помнила, почему выбрала именно его. А с Бесом больно, всегда было больно. С ним сгораю, а я жить хочу!

У подножья лестницы крутится миловидная блондинка. В зеркальце карманное смотрится, нервничает. Локон пшеничный то за ухо заправит, то обратно выпустит. А заметив меня, смущается, выбегает наружу, обдавая нежным запахом роз. Я следом иду и глаза протираю, будто ангела увидела. Таких, как она поутру не выгоняют, таким серенады поют, или чем сейчас принято выражать свои чувства у современных парней. Я даже этого не знаю.

И уморительно так становится от отсталости своей беспросветной, что на улицу выхожу, смеясь как ненормальная. Ту девушку, что выпорхнула передо мной, прямо под надписью кружит улыбчивый паренёк с глазами цвета молодой листвы, ясными, добрыми, совсем не похожими на Бесовы ядовитые омуты. В них только нежность неприкрытая и восхищение, а не голод одержимый, который сколько ни бейся, не разгадаешь: то ли он тобою дышит, то ли обглодать собирается.

– Оксанка! Я скучал... Девочка моя...

Он пытается поцеловать её в губы, но девушка ловко уворачивается и с притворной строгостью грозит ему пальцем:

– Тимка, ты зачем здесь всё мелом исписал? Мало тебе прошлого раза? Веня увидит, опять щётку с ведром вынесет и смывать заставит, – отчитывает, а сама ласково ерошит его повинную, рыжую макушку и быстро целует в подбородок.

– По крайней мере, твой брат начал меня замечать, – счастливо заулыбавшись, отмахивается парень.

– Ну и дурень же ты, Морковка, ничему не учишься! – качает головой девушка, но лицо её сияет неприкрытой гордостью.

Вот у них любовь. Взаимная. Правильная. Красивая. А моя – болячка. Мою нужно лечить.

– Девушка, вам плохо? – блондинка подходит, с тревогой заглядывая мне в лицо и я, смутившись, понимаю, что мой смех незаметно сменяется крупными, едкими слезами.

– Нет, мне хорошо, теперь хорошо, – благодарно ей улыбаюсь и киваю в сторону стоящего за её спиной парня с забавным прозвищем Морковка. – Берегите друг друга и... спасибо.

Я разворачиваюсь, оставляя парочку за своей спиной недоумевающе переглядываться, и ухожу подальше. Мне нужно посидеть в одиночестве, чтоб выплакаться вволю, отпустить свою обиду. А после вернусь к Дарье Семёновне другим человеком. Человеком готовым начать новую жизнь.

Глава 17

4 месяца спустя

Сегодня меня посетило непреодолимое желание выйти на пару остановок раньше, и дойти до квартиры Дарьи Семёновны пешком. Весьма необычное решение, как для конца ноября, особенно принимая во внимание порывистый ветер и мелкую снежную крупу, портящую мои тщательно уложенные локоны. А всё по причине какого-то принявшего на грудь и от того крайне жизнерадостного мужчины. Пассажиры едущие домой в переполненном троллейбусе, очевидно, показались ему излишне угрюмыми и он, в силу выпитого, последовал зову широкой души – благородно взбодрил хмурых попутчиков громкой, залихватской песней. Пел он, кстати, весьма недурно, кто-то аплодировал, кто-то подпевал, но мне довелось сидеть рядом, в самом эпицентре густого перегара, и оттого морозная свежесть за подозрительно запотевшим стеклом показалась вдруг крайне заманчивой. Но, чего уж прибедняться, частичку своего задора тот балагур мне всё-таки передал.

Бодро стучу каблуками, срезая путь между дворов, и сама себе улыбаюсь. В последнее время мне вообще грех жаловаться на жизнь. Не без помощи Дарьи Семёновны я поступила на заочное отделение педагогического колледжа, и на работу тоже она меня устроила, библиотекаршей. Платят не много, но что-что, а в экономии мне нет равных. Единственная блажь – шелестящие в сумочке триста грамм "Кара-кума". Я покупаю эти конфеты раз в неделю по четвергам, для своей благодетельницы. Эта женщина – настоящий подарок судьбы. Опытный психолог, в чьих умелых руках из забитой жизнью девочки я постепенно становлюсь уверенной в себе девушкой. Она часто повторяет, что неудачи лишь отражение комплексов, прочно засевших в моей голове и самый разрушительный из них – неполноценность. Маленькими шажками, день за днём она учит воспринимать себя объективно. Честно признавать недостатки и подчёркивать достоинства, коих, к моему изумлению обнаруживается в разы больше.

До сих пор со смешанными чувствами вспоминаю нашу первую поездку загород, когда Дарья Сёменовна развела высокий костёр и заставила меня собственноручно бросить в него все свои старые тряпки. Бесформенные футболки, мешковатые джинсы, толстовки, кеды – всё! Я будто кожи тогда лишилась, ревела как дитя. Мой гардероб и сейчас нельзя назвать богатым, но ярким и женственным – вполне. Конечно, на его приобретение моей доброй фее пришлось потратить некоторую часть своих накоплений,