– То есть ты просто смирился? – грустно уточняю, не до конца понимая, как реагировать на эту его фразу.

Он смеется низким, гортанным смехом, гладит мою спину, спускаясь до самых ягодиц. Его пальцы выводят на коже какие-то узоры, и это до такой степени приятно, что я разве что урчать не начинаю от удовольствия.

– Нет, милая. Просто от смирения я не беру женщин в свою постель. И не оставляю на ночь. Будут еще вопросы, или мы займемся чем-то более интересным?

Какой же он все-таки потрясающий! Терпит мои глупости и заморочки. И кажется, даже желает до сих пор, несмотря на полное отсутствие у меня опыта.

И очень хочется действительно перестать болтать и заняться тем самым интересным, на что он намекает, но я должна спросить еще кое-что.

– Ты не сердишься на меня за вчерашнее? Что пришлось разбираться с полицией?

Улыбка на его лице мгновенно пропадает, и мужчина на глазах мрачнеет.

– Сержусь, Маш. И очень сильно! Как тебе такое вообще в голову пришло? О чем думала только?

– О тебе, – пытаюсь я отшутиться, но он даже не реагирует.

– Ты хотя бы понимаешь, чем все могло закончиться? А если бы у меня не оказалось знакомых в отделении? Или я узнал бы об этом слишком поздно? Если бы вообще дело завели?

– Прости… – мне снова становится страшно и стыдно. Пытаюсь спрятаться от гневного взгляда мужчины у него на груди, но он не дает.

– Да при чем здесь мое прощение, Маша?! Тебя там обидеть могли! Все что угодно сделать! Вот честное слово, когда думаю об этом, хочется перекинуть тебя через колено и отходить по заднице! Чтобы думала в следующий раз, прежде чем подобные номера выделывать!

Он совершенно серьезно ругается, но я понимаю, что им движет волнение и забота обо мне, и от этого сердце заходится в каком-то неописуемом восторге. А еще отчетливой картинкой вспыхивает в сознании описанная им сцена. Только думаю я при этом совсем о другом.

– А тебе бы правда хотелось… отшлепать?

Алексей несколько секунд оторопело смотрит на меня, а потом так же мрачно поясняет:

– Вообще-то я имел в виду самое обычное и очень настоящее наказание. Неделю бы потом сидеть не смогла. И уверяю, тебе было бы точно не до удовольствия!

Хмурится, но в глубине глаз мне все равно мерещится тень усмешки. И что-то еще, определение чему я пока не могу найти.

– Ну а все-таки? Тебе это… нравится?

– Безумно нравится, Маш! Я просто обожаю мотаться ночами по отделениям полиции, спасая девиц, у которых мозги непонятно чем забиты!

– Как раз очень понятно… чем… вернее, кем… – бурчу в ответ и, кажется, снова краснею, потому что он смотрит в упор, так и не позволяя мне отвернуться или спрятаться. – Леш… ну скажи! Тебе… нравится?

Мужчина опрокидывает меня на спину, нависая сверху. Раздвигает коленом мои ноги. Пытается оставаться серьезным, но уголки губ дергаются, выдавая его настроение.

– Мне много чего нравится. А вот тебе рано думать о подобного рода развлечениях. Ты и так получила тройную порцию новых впечатлений, многовато для первого опыта.

К щекам приливает краска смущения, так что они начинают пылать, а Лавроненко, замечая это, снова тихо смеется, целуя поочередно мои скулы и спускаясь к губам.

– Давай не будем никуда спешить, хорошо?

Из постели мы выбираемся только к середине дня, когда мой желудок напоминает о себе весьма характерным урчанием. Леша снова смеется на попытку в очередной раз укрыться под одеялом.

– Вылезай давай, нечего смущаться: я хочу есть ничуть не меньше твоего. Не уверен, что у меня в холодильнике есть что-то существенное, но перекусить найдется. Да и кофе выпьем.

И он отправляется на кухню, как говорится, в чем мать родила. Даже не попытавшись что-то на себя нацепить. А я хоть и таращусь завороженным взглядом на подтянутые мужские ягодицы, сама повторить такой подвиг точно не смогу. И надеть нечего: вся одежда, пропитавшая ужасным тюремным запахом, так и осталась валяться в углу ванной комнаты. Ни о какой стирке вчера я, разумеется, и не подумала. Да и вообще не хочется к ней прикасаться. Интересно, Ларка простит, если я выкину ее костюм, а взамен пообещаю купить новый?

Вытаскиваю из шкафа мужскую футболку. Она доходит мне до колен, почти как платье, но все равно без белья чувствую себя неловко. Прокрадываюсь в коридор и впервые со вчерашнего вечера выуживаю из сумочки телефон. И обмираю, когда вижу целую вереницу пропущенных вызовов. Мама, папа, Ларка. Непонятно, от кого больше. Усаживаюсь на небольшой пуфик и набираю номер подруги.

– Значит так, мать, – сразу, без всякого приветствия, выпаливает Лариса, – ты с утра уже дважды принимала душ, три раза была в туалете, спала средь бела дня и бегала за пирожными в магазин. Разумеется, без телефона, потому что он с ночи никак не может зарядиться. Ах да, еще я попросила тебя принести квитанции из почтового ящика. Как раз в тот момент, когда в очередной раз набирал твой папа. Имей совесть, позвони родителям сама, я уже не знаю, что еще им соврать!

– Прости, – я вздыхаю в трубку, представляя обиженное лицо Ларки. Мы, конечно, всегда стараемся помогать друг другу, но в этот раз все зашло слишком далеко. – Так вышло.

– Так вышло! – передразнивает меня она. – Это вообще нечестно, столько времени молчать! Могла написать хотя бы что-то, я же волнуюсь. Не знаю даже, жива ты там вообще, или он тебя до смерти залюбил.

Через раскрытую дверь видно, как в кухне шикарный обнаженный Аполлон варит кофе. Улыбаюсь, как дурочка, любуясь им, и, кажется, прослушиваю большую часть того, что еще говорит мне подруга.

– Мань, ау! – сердито кричит Лара в трубку, когда я не отзываюсь. – У тебя все нормально? Хоть скажи, оно стоило того?

Наверно, мой счастливо-мечтательный вздох красноречивее любых признаний, потому что Лариса фыркает и следующую фразу произносит уже ровнее:

– Ясно все с тобой. Ладно, спасибо, что объявилась, я уж и не знала, что думать. Но домой все равно позвони, а то боюсь, твои родители скоро ко мне сами заявятся.

– Позвоню, Лар, – обещаю я, – и спасибо тебе, что прикрыла.

Отключаю телефон и возвращаюсь в кухню, которую наполняет восхитительный аромат кофе. Алексей оборачивается на мои шаги и улыбается, кивая на стол, где уже стоят две чашки и тарелка с бутербродами.

– И где же ты провела эту ночь по версии для родителей?

– Ты слышал наш разговор?

Он пожимает плечами.

– Трудно было не услышать: прихожая совсем рядом.

– Прости… – я виновато вздыхаю.

Мужчина усмехается.

– За то, что не закрыла дверь или что стесняешься того, что была со мной?