В поселке уже год как появилась мобильная связь, но для того, чтобы позвонить, нужно было забраться на дерево. Еще можно было выгрести на середину Парапети — там тоже ловилась сеть, если удерживать лодку точно напротив небольшой банановой рощи рядом с поселком. Но тогда Ильича обязательно бы кто-нибудь заметил, а звонок по мобильному был событием, которое обсуждали бы всей деревней, особенно звонок шамана. Ильичу же совершенно не хотелось рассказывать, с кем и о чем он разговаривал. Поэтому, оглядевшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит, он начал карабкаться на огромный удушающий фикус, стоящий чуть отдельно на самом краю подступающих к селению джунглей. Лезть было легко — с тех пор как в деревне появились первые телефоны, к стволу дерева прибили множество дощечек, на ветви навесили веревочные петли, а лишние побеги регулярно подрезали.

Забравшись почти на самую вершину, Ильич надежно устроился в развилке ветвей и посмотрел вниз, чтобы убедиться, что его никто не услышит. Мрачно покачал головой: вдоль берега, бормоча и жалобно вскрикивая, шел учитель. Иногда он останавливался, с жаром объясняя что-то невидимому собеседнику, и шел дальше. Даже не зная немецкого, Ильич мог угадать, о чем идет речь: учитель снова и снова твердил, что невиновен.

Шаман пожал плечами: он сделал все, что мог. Нельзя силой увести человека в мир духов, не лишив его рассудка, а иного способа помочь учителю у Ильича не было. Только бы у Тани хватило хладнокровия и милосердия, чтобы не пытаться использовать его…

Ильич вздохнул и набрал длинный международный номер. В трубке трещало и скрипело, но сквозь шумы пробивались длинные гудки, а потом до шамана донесся далекий и сонный голос, раздраженно говорящий что-то на незнакомом языке.

— Привет, Хуанито, — прервал он поток явно ругательных слов. — Это Ильич. Как почему на испанском, совсем обалдел в этой России? Университет, Ла-Пас, помнишь? Ну, узнал, наконец-то. Скажи-ка мне, Хуанито, вы все еще выступаете на Арбате?

Москва, октябрь, 2010 год

Сергей довольно оглядел поднос, заставленный едой и кофе. Подумав, попросил еще один чизбургер. Дотащил поднос с шаткой грудой еды до столика, запихал в рот горсть картошки и принялся просматривать почту.

Среди спама и пары писем от заказчиков он едва не пропустил письмо от Юльки. Заколебался, подумывая, не удалить ли его, не читая — очередное истерическое признание в любви ему сейчас было совсем некстати. Однако любопытство пересилило.

Привет.

Извини, что снова к тебе лезу, но с тобой ничего странного в последнее время не происходит? Чего-нибудь совсем необычного? Вот бы встретиться поговорить об этом. Если нет, то извини, что побеспокоила, больше не буду.

Ю.

Сергей моргнул и перечитал еще раз.

— Психопатка, — пробормотал он.

Если окажется, что в его глюках виновата Юлька… Но как? Не может же она на расстоянии подсыпать ему в кофе ЛСД. Чушь какая-то… А бабка у нее африканская ведьма, нет, это еще большая чушь. Совпадение. Юлька напридумывала себе романтической чепухи, может, под «необычным» она имеет в виду что-то вроде — ни есть, ни спать не могу, чахну от любви-тоски, жизнь без тебя не жизнь, счастья своего не понимал… Как там у нее, повязаны, да, и что-то про судьбу и все не просто так. Да, скорее всего, Юлька писала именно об этом, а он уже сам привязывает к тому, что волнует больше всего. Откуда ей знать о его галлюцинациях и ночных похождениях в Битце? Самое умное — удалить письмо и забыть. Надо было сразу удалять, не открывая…

«Сегодня в шесть, Арбат, созвонимся», — набрал Сергей.

Непонятно, почему в голову пришел именно Арбат, — добираться туда было неудобно ни ему, ни Юльке. Разве что сработала ассоциация с ночными психоделическими приключениями или Юлькиной манерой одеваться. Но сил думать уже не осталось. Сергей сердито ткнул в «отправить» и принялся за еду.

— Я должна тебе кое в чем признаться, — сказала Юлька, задирая голову, чтобы взглянуть Сергею в лицо.

— И в чем же?

Сергей чуть сбавил шаг. Был теплый пятничный вечер, на арбатскую брусчатку ложились синие с оранжевым тени, и найти свободный столик в уличном кафе было почти невозможно — люди ловили остатки бабьего лета. И зачем его понесло на Арбат? Уединенное место для серьезного разговора тут не сыщешь. Конечно, маловероятно, что Юлька как-то причастна к его проблемам. Но чем черт не шутит…

— Ну, понимаешь, я все-таки чуточку ведьма, — улыбнулась Юлька. — Мне было очень жаль, что мы так глупо расстались, и я немножко колдовала…

Сергей закатил глаза. Все-таки романтическая чушь, глупо было рассчитывать на что-то иное. Разговаривать больше не хотелось. Сейчас он вежливо выгуляет девчонку вдоль улицы, напоит где-нибудь кофе и отправит домой. Зря только время терял.

— Посмотрим, кто здесь, — рассеянно сказал художник, подходя к плотному кольцу зевак и заглядывая поверх голов.

«Эту песню исполняли перед большой охотой, считалось, что она приносит удачу и обильную добычу…» — донеслось до него. Выступали музыканты из Боливии. Несколько индейцев в котелках и пончо, чуть сутулясь, уже вели хоровод под глуховатое пение флейт. Индеец постарше обходил стоящих кругом зрителей со шляпой в одной руке и несколькими дисками — в другой.

— О, мне так нравится, как они играют! — воскликнула Юлька, привставая на цыпочки и едва не подпрыгивая.

Сергей с улыбкой кивнул, плечом раздвинул толпу и подтолкнул Юльку вперед. Дождавшись, когда музыкант подойдет к ним, он опустил деньги в подставленную шляпу и произнес фразу на испанском.

— Что ты ему сказал? — чуть кокетливо, чуть ревниво спросила Юлька.

— Передал привет от Ильича, — слегка озадаченно ответил Сергей.

— Кто такой Вла…

Договорить Юлька не успела. Лицо индейца расколола хищная улыбка. Не прекращая играть, он шагнул вперед. За ним двинулись остальные музыканты. Приплясывая в хороводе, они надвигались, стягивая кольцо. Какие-то мгновения Сергею казалось, что это забавно, но тут флейтист придвинулся так близко, что стали видны табачные пятна на крупных желтоватых зубах, и улыбка художника увяла. Схватив Юльку за локоть, он попытался прорваться сквозь круг наигрывающих веселенькую мелодию индейцев, но его оттеснили назад. В следующую секунду один из музыкантов запустил руку за пазуху художнику. На мгновение Сергей оторопел, отпихнув наглеца, он врезал ему коленом в пах. Взвыла флейта. Скорчившись, индеец отступил, но на его место тут же бросились другие. Он запутался в чьем-то пончо, в нос ударил запах пыльной шерсти и пота. Краем глаза Сергей заметил, как Юлька падает на четвереньки и, прокатившись под ногами, выскакивает наружу, одной заботой меньше. Кулак художника врезался в чью-то коричневую скулу, но множество рук уже вцепились в его карманы. Где-то над головой ритмично гремели маракасы. Громко затрещала ткань погибающей куртки. Сергей взревел медведем, раскидывая низкорослых боливийцев, но на него навалились, вдавливая лицом в брусчатку, и мягкие жизнерадостные голоса затянули следующий куплет.