Шрифт:
Интервал:
Закладка:
25 августа
(подпись)
РАПОРТ
В соответствии с полученной инструкцией мною для беседы по существу поданного заявления о явке с повинной был вызван Мостовой М. З. Беседа происходила в следственном изоляторе после того, как осужденному было предоставлено свидание с женой — Мостовой Ф. Т.
В ходе беседы Мостовой М. З. (Стоппер) поставил меня в известность о том, что ввиду изменившихся обстоятельств он решил отказаться от сделанного им заявления и не дополнять ранее данные на предварительном следствии показания.
Старший инспектор по особо важным делам подполковник милиции
25 августа
(подпись)
Свет погас в три шестнадцать, в ночь на двадцать шестое августа, через тридцать с лишним минут после отправления из Москвы: что-то грозно треснуло на групповом щите между туалетной комнатой и служебкой, и вагон погрузился в темноту.
Перед тем с ходу проскочили безлюдные платформы Бирюлево-Пассажирское, Расторгуево, впереди был город Домодедово с известным аэропортом. Большинство пассажиров спали, сморенные душной ночью, вокзальной суетой. Посадка приходилась на глухие часы суток.
Суркова, проводница одиннадцатого купейного, не пошла в штабной вагон к бригадиру, прикорнула у себя в служебке, накоротке, головой к двери. Поезд был дополнительный, на время пика пассажирских перевозок собранный по вагонным депо, — за лето в нем привыкли к неожиданностям.
Проснулась она внезапно, сразу не поняла, в чем дело. Мигнула фонарем, поднесла к часам на руке.
«Три сорок шесть…»
Состав равномерно потряхивало на стыках.
— Товарищ проводник!..
Узкоплечему человечку на пороге было не меньше семидесяти: голый стариковский череп, ребячья пижама, большие, как капустные листы, уши.
Впереди, за десять вагонов, загудел электровоз — вкрадчиво, но мирно. Человек переждал.
— Пассажира в третьем купе убили.
Голос его при этом оставался спокойным.
Дверь третьего купе оказалась приоткрытой. Луч со слепым пятном посередине потянулся к столу, все остальное в купе было в тени: бутылки, еда. Слева спали: внизу — женщина, на верхней полке — мужчина.
Суркова повела фонарем. Пассажир на двенадцатом месте вверху полусидел, склонившись к коленам, лицо было повернуто к двери. Косивший, лишенный жизни глаз следил за всем, что происходило в купе.
Человечек в пижаме стоял в коридоре.
— Надо сообщить… — он замолчал.
Проводница заметила, что лоб его испачкан в крови.
— Бегите в девятый вагон, пусть бригадир Шалимов идет сюда… — она показала в тамбур, почти не видимый в темноте. — Погодите, как ваша фамилия?
— Зачем? — Он растерялся.
— На всякий случай. Спрашивать будут: кто обнаружил, как?
— Ратц. Из Хмельницкой области я. Бывшая Каменец-Подольская…
За окном все время плыл длинный голый бугор, словно состав не переставая двигался по дну огромной высохшей реки. Выше виднелась узкая полоска неба. Русло реки было прямым, с крутыми обрывистыми берегами. Суркова привыкла к ним. Время от времени набегали неяркие огни нескончаемый бугор прерывался, и тогда не было ни реки, ни обрыва, а только бегущая вдоль полотна черная тень вагонов.
Проводница достала мешочек с билетами, кассу, нашла нужную ячейку: убитый брал билет в Москве, ехал до конечного пункта — «на Каспий», как почти все в поезде.
Она еще возилась с кассой, когда пришел заспанный озябший Шалимов.
— В тамбуре кровь. Я чиркнул спичкой — на полу большое пятно, — он хрустнул переплетенными пальцами. — Молодой?
— Тебе только молодых жалко?
Вдвоем они подошли к купе.
Постель четвертого пассажира, справа, была застлана. Рядом, ближе к окну, стояла стремянка.
— Света давно нет? — Шалимов вздохнул, сон его сразу пропал.
— От Домодедова.
— Электрика разбудила бы или меня…
Он приставил к губам пострадавшего маленькое зеркальце.
— Отъездил! — шепотом сказала Суркова.
— Да-а… — Шалимов заметил, что тыльная часть кисти у него в крови, оглянулся на проводницу. — В тамбуре, видно, зацепил. Дверь у тебя справа по ходу открыта…
— Открыта? — Она вздохнула, добавила, словно кому-то назло: — Теперь ищи ветра в поле! Дверь я сама запирала!..
Пассажиры — мужчина и женщина на полках слева — по-прежнему не шевелились. Женщина дышала ровно, чуть посапывая.
— …Следователя бы сейчас!
— Подумаем, — Шалимов поскреб подбородок. — Во сколько он тебя разбудил?
— Три сорок шесть было — по Привалову.
На ходу передали обстоятельную телеграмму:
«Поезде сто шестьдесят седьмом дополнительном Москва — Астрахань отправлением двадцать шестого августа вагоне одиннадцать полученного ранения скончался неизвестный пассажир обеспечьте представителей следственных органов прибытию поезда Каширу тамбурная дверь правой стороны ходу движения обнаружена открытой-нвп Шалимов».
…В дверь купе стучали металлическим железным ключом, «тройником».
Денисов открыл. В коридоре стоял механик-бригадир поезда, нвп, по железнодорожной терминологии, с нарукавной повязкой. Он держал билет Денисова, выписанный по перевозочному требованию Министерства внутренних дел.
— Извините, что разбудили. Тут у нас… Документ, пожалуйста…
Денисов подал удостоверение инспектора, отпускное.
— Уголовный розыск… — бригадир только мельком заглянул под красную обложку. — Чепе, товарищ лейтенант! Пассажир убит в одиннадцатом купейном. Кто, что — неизвестно… — Он словно боялся, что его остановят не выслушав. — Надо меры принимать. Пойдемте, по дороге доскажу.
Пока шли по составу, Шалимов уточнил:
— Об убийстве сообщил старичок с одиннадцатого места, Ратц. Из Хмельницкой области, бывшая Каменец-Подольская, — Шалимов сохранил эту деталь, посчитав ее важной. — Дверь в купе, видно, оставалась всю ночь открытой. Понимаете? На полу в тамбуре тоже кровь.
— А другие соседи по купе?
— Спят.
Денисов не мог сосредоточиться. Через несколько часов после начала отпуска он снова оказывался на месте происшествия.
— Остановок не делали, — сказал он. — Выходит, преступник в поезде…
— Подлец мог выскочить у Вельяминова. Там ограничение скорости.
— Наружные двери смотрели?
— Я и хочу сказать. Тамбурная дверь открыта и поручень в крови, Шалимов на ходу достал платок.