только с себе подобными: никто другой не смог бы найти сюда дорогу.

Эшли провел здесь один вечер только благодаря полному неведению. Под занавес к нему все же подошел сам Жоли и тихо поинтересовался:

– Ты из Сент-Луиса?

– Нет.

– А я думал, что ты Херб Бенсон из Сент-Луиса. Тоже барабанишь?

Эшли не понял, с какой стати его посчитали барабанщиком, но не стал возражать.

– Где работал?

– В Иллинойсе.

– В Чикаго?

– Нет, рядом.

– В Чикаго хорошо, да? Хорошо?

– Да.

– Ну ладно. Так вот: Луису – это парень Бебы – пришлось уехать в верховья. Ты знаешь Бебу? Толстая такая, только что вышла за дверь. Беба попросила передать тебе, что все будет в порядке, если ты станешь заботиться о ней. Она будет приносить тебе тридцать долларов в неделю. Даже больше, если договоришься.

– А с какой, собственно, стати?

Жоли аж задохнулся, глаза полезли на лоб.

– Пошел вон отсюда! Быстро убирайся! Вон, немедленно вон!

Эшли удивленно уставился на него, потом выложил монету и направился к двери, но монета полетела ему вдогонку на улицу.

Место Эшли находилось среди тех, кто потерпел фиаско в жизни – как по ту, так и по эту сторону закона. Эти люди – вернувшиеся из тюрем после долгой отсидки, невезучие взломщики, проигравшиеся картежники, бывшие сутенеры и «жучки», до такой степени деморализованные, что у многих тряслись руки и дрожали щеки, – собирались у Кедебака. Питались они тем, что подавали из задних дверей монастырей. Кое-кто время от времени зарабатывал мытьем посуды в ресторанах и ночлежках, некоторые брались и вовсе за самую унылую работу – нанимались больничными санитарами. Эшли, слушая их разговоры о работе, подумывал и себе подыскать что-нибудь подобное. Справиться с отвращением он сможет: ничего в жизни не боялся, кроме самого себя, – а брезгливость – это проявление робости. Единственное, чего он не знал, требуют ли от санитаров представлять свои «бумаги» в больнице. Для начала Джон решил выучить испанский, нашел забулдыгу и стал брать у него уроки, расплачиваясь выпивкой. Женщины появлялись и исчезали – уже ни на что не годные проститутки: «Мсье Джеймс, угостите даму абсентом?» – «Не сегодня, Туанетта. Могу предложить пива». – «Благодарствую, мсье Джеймс».

Слово «негодяй» употреблялось здесь редко: это вообще был мир негодяев, речь которых обильно сдобривалась самыми отвратительными ругательствами, и не из желания напугать или даже придать высказыванию больше выразительности. Негодяи вовсе не гневались: у них не было такого права, как у всех приговоренных. Они редко лгали, потому что им было нечего скрывать и нечего добиваться. Они проявляли щедрость друг к другу, но совсем не потому, что обладали большим сердцем: просто унижение девальвирует ценность денег.

Все было внове для Эшли. Посетители заведения Кедебака не требовали к себе сострадания: да этого чувства у Джона почти не осталось, – но вызывали в нем бурю вопросов к самому себе – жгучих вопросов, на которые не находилось ответа. И тем не менее он не считал, что это кафе ему не подходит: каждый раз, когда открывал сюда дверь, его охватывала теплая волна предчувствий. Его встречали, как обычно, приветливо, хотя и не прерывая разговоров. Процесс познания сопровождается чередованием боли и мимолетных радостей, которые тоже напоминают боль.

Ему потребовалось больше года, чтобы добраться до Чили. Пришлось двигаться вдоль побережья, устраиваться матросом на небольшие пароходы и стараться избегать крупных портов. Найти работу тому, кто умеет складывать и вычитать, прост в общении и держится уверенно, совсем не трудно, но только если он одет как обычный рабочий. Для джентльмена эта задача становилась неподъемной. Джон вел бухгалтерию на складах, работал кладовщиком на плантациях. Когда возникал вопрос о его документах, излагал легенду, что вещи уничтожил пожар в Панаме. Кто-то ему верил, а кто-то просто делал поблажку.

Таким образом, он маркировал грузы в Буэнавентуре, даже руководил охотой на черепах на островах Сан-Барто.

Люди, подобные Эшли, полностью отдаются достижению цели, которая стоит перед ними. Ему везде предлагали осесть, но Джон продолжал свое движение вперед, а зарабатывал как мог: допоздна засиживался в барах (играл в карты), быстро осваивал морской жаргон, а когда работы не было, брался писать письма всем желающим за самые мизерные деньги.

Три месяца Джон провел в Эквадоре. Всем прекрасно известно, хотя и редко признается вслух, что практически любой иностранец руководит бригадой эквадорцев лучше любого местного жителя. Он спал на загаженной палубе судна, перевозившего навоз, и внимательно наблюдал, как ведутся подобные дела. После нескольких рейсов ему доверили одно из таких суденышек, но оно потерпело кораблекрушение: море кишело серебристыми барракудами, и треть команды погибла (возможно, по его вине, поскольку он делал вид, будто знает навигацию, что было весьма далеко от истины, но понимание этого не лишило его сна). На самой нижней ступеньке общественной лестницы всем мужчинам грозят голод, подводные рифы и штормы, а моря кишат акулами. Уже много позже общепризнанным стал тот факт, что все подобные Эшли – люди безнадежно аморальные.

В Салинасе на нефтяных разработках Джон освоился быстро, так что мог бы остаться здесь и добиться много. В карты играли везде и до глубокой ночи, под сетчатым тентом при свете фонаря-«молнии». Доктор Андерсен, датчанин, был приятным парнем, как и американец Биллингс, коммивояжер, торговавший медицинскими препаратами.

– Ходите, Биллингс. Выкладывайте, что у вас там. Как обстоят дела с крысиным списком?

– Едва продвигаются.

– Вы знаете, что такое «крысиный список», Толланд?

– Нет.

– Это список разыскиваемых преступников с объявленной ценой за их голову. Кого вы сейчас разыскиваете, Биллингс?

– Вице-президента банка из Канзас-Сити. Сбежал, прихватив сотню тысяч долларов и шестнадцатилетнюю девчонку.

– Может, сейчас ошивается где-нибудь здесь, поблизости.

– Наверняка.

– В этом году никому не пришло в голову бежать в Мексику.

– А сколько денег дают?

– Три или четыре тысячи.

– Какие приметы?

– Примерно сорок четыре года. Круглое розовощекое лицо. Два золотых зуба.

– Ходите, Биллингс. Судью поймать удалось?

– Его нашли мертвым в Санта-Марте. Похоже, самоубийство. Устал бегать. А еще людям, наверное, надоело его кормить. С двухсот фунтов сбавил до девяноста. Тут сообщили еще об одном – четыре тысячи долларов. Этот из Индианы. Выстрелил своему лучшему другу в затылок. Жуткий тип. Не хотелось бы встретить его на узкой дорожке. Только представь: без оружия сбежал из-под охраны в двенадцать человек.

– Старый или молодой?

– Есть взрослые дети.

– А приметы?

– Не помню. Знаешь, как проще всего поймать крысеныша? – Биллингс понизил голос и прищурился. – Они постоянно меняют имена, поэтому, когда вдруг покажется, что ты наткнулся на одного из них, просто