Расплатившись, он вышел на улицу, вывернул из арки, в которой находился бар, и оказался на Страстном бульваре. Неоновые огни кинотеатра «Пушкинский» призывно сверкали, приглашая немедленно приобрести билет и посмотреть очередной нетленный шедевр голливудского кинематографа. На огромном рекламном плакате было изображено смуглое лицо крепкого американского парня на фоне чего-то кровавого. Денис заплатил парковщику и завел автомобиль.

Агееву казались очень странными отношения между Никой и Галиной Истоминой. Конечно, он понимал, что большую роль в напряженности, которая ощущалась между ними, играет так называемый трудный возраст девочки. Но и со стороны Истоминой шло какое-то странное отстранение. Она относилась к дочери с большим недоверием, как будто в чем-то подозревала Нику. Ждала от нее какого-то подвоха. И Филиппу казалось, что это не безосновательные опасения — ведь Истомина производила впечатление умной, расчетливой женщины. Агееву было очень интересно узнать, какого именно подвоха ожидает Истомина от дочери…

В тот день, когда Ника сбежала от него, чтобы встретиться со своей нянькой-гипнотизером, Истомина вернулась с работы рано. Она была чем-то расстроена и сразу прошла в свой кабинет. Агеев посмотрел на Нику и увидел, что она села на диван и совершенно бессмысленно переключает каналы телевизора, глядя мимо экрана. Она явно чего-то напряженно ждала.

Истомина вышла из кабинета через мгновение и испытующим взглядом посмотрела на Нику.

— Почему у меня в кабинете горит свет? — тихо спросила она.

Ника исподлобья посмотрела на мать и, быстро взглянув на Филиппа, отвела глаза.

— Не знаю… — пробормотала она еле слышно.

— Я спрашиваю, — повысила голос Истомина, — почему в моем кабинете горит свет?

Ника ничего не ответила, продолжая глядеть на экран. Только чуть подняла руку и покрутила пультом у виска. Истомина рассвирепела. Казалось, сейчас она разорвет Нику на части. Она побагровела, вены на руках напряглись…

— Да вы же сами забыли его выключить утром, — спокойно сказал Агеев. — Мы не могли зайти туда. Так он и горел весь день.

Его вмешательство явно оказалось весьма своевременным.

— Да, может быть. — Истомина как будто очнулась, обмякла, улыбнулась устало и потерла пальцами лоб. — Как прошел день?

— Нормально. Без происшествий. — Филипп не смотрел на Нику, но чувствовал на себе ее взгляд.

— Очень хорошо. — Истомина собиралась вернуться в кабинет. — Вы уже уходите?

— Да, сейчас только кофе выпью.

— Если вам не трудно, пожалуйста, сделайте и мне кофе. Вы же знаете, это сокровище, — указала она на дочь и улыбнулась, — бесполезно о чем-то просить.

— Сделаю, — согласился Агеев. — Вам покрепче?

Истомина кивнула и зашла в кабинет. Не глядя на Нику, Филипп направился на кухню. Он кинул в турку три ложки молотого кофе и залил его водой из пластиковой бутылки. Он принципиально не заговаривал с девочкой, даже не смотрел в ее сторону. Ждал реакции. Он слышал, как Ника переключала каналы, уменьшала и увеличивала громкость. Один диктор сменял другого, частушки заменял церковный хор, спортивная передача заканчивалась военным маршем. Кофе закипал, злился и Филипп. Каких-то слов от девчонки он все-таки заслужил!

— Шестерите? — услышал он вдруг за спиной голос Ники.

«Дождался!» — подумал Агеев и обернулся. Девочка стояла, опираясь о стойку, отгораживающую кухню от столовой. Филя решил промолчать.

— Может, в постель ей кофе подадите?! — Ника явно нарывалась на скандал.

— Если бы ты не была девочкой, я бы перекинул тебя через колено и надавал ремнем по заднице, — разозлился Филипп.

— Так что вас останавливает? — Ника сверкнула глазами. — Можете прямо сейчас приступить.

— Договоришься у меня… — ответил Филя.

— Да знаю, я какой вы герой! С мальчишками даже не справились!

— Ты завтра навести своих друзей, — как можно спокойнее сказал Агеев.

— И что? — с вызовом поинтересовалась Ника.

— Пусть они тебе расскажут, почему я так быстро от них отделался. Особенно поинтересуйся здоровьем «татуированного».

— Подумаешь, бандитов одолел!

Филипп повернулся к плите и успел снять вспенившуюся турку.

— Думаете, я расплачусь от благодарности за то, что не выдали меня? — сказала Ника.

— Нет. — Агеев перелил кофе в чашку. — Я думаю совсем другое.

— И что же? — с вызовом спросила Ника.

— Думаю, что ты должна немедленно отдать мне ключ от кабинета мамы. Чтобы впредь не возникало таких скандалов.

— У меня нет никакого ключа! — Ника спокойно смотрела в глаза Филиппа.

«Профессионально лживый взгляд, — подумал он. — Наследственность. Как мама с папой, на голубом глазу с голубого экрана…»

Его рассмешил ход собственных мыслей. Ника, увидев улыбку на его лице, скуксилась, резко развернулась и ушла к себе в комнату.

Агеев выключил телевизор, размышляя о превратностях рыцарства и бессмысленности благородства. Вот, не выдал он девчонку — и что толку? Ника будет, как прежде, подличать и шпионить за матерью. Теперь Агеев был почти уверен в том, что Виолетта Марковна заставляет Нику этим заниматься.

Филипп взял чашку и направился к кабинету Истоминой. И тут волна пробежала по поверхности кофе.

Агеева качнуло. Комната Ники внезапно взорвалась мощными аккордами. Они распирали стены и, казалось, заставляли прогибаться дверь. Сотни агрессивных децибел вырывались из мощных акустических систем в комнате Ники.

«Интересно, — подумал Филя, глядя на чашку и досадуя, что не может закрыть уши ладонями, — как она сама это выдерживает? Ведь у любого нормального человека рядом с таким шумом должны полопаться барабанные перепонки».

Агеев зашел в кабинет. Истомина сидела за компьютером, зажав уши руками. Музыка и здесь была очень громкой. Филипп поставил чашку на стол. Галина не заметила его — она сидела без движения. Агеев наклонился и увидел, что женщина сидит, крепко зажмурившись. На столе лежали бумаги. Среди них Филипп увидел отпечатанные на фирменных бланках отчеты его агентства.

Агеев тронул Истомину за плечо. Она встрепенулась.

— Кофе, — сказал Филипп.

— Спасибо. — Истомина потерла глаза. — Ужасно громко. — Она посмотрела на Агеева: — Мне надо работать.

— А мне пора домой. — Филипп посмотрел на часы, всем своим видом показывая, что не желает вмешиваться в эти разборки.

— Да, конечно. — Истомина поднялась и следом за телохранителем вышла из кабинета.

Она подошла к двери в комнату дочери и громко постучала. Музыка продолжала грохотать, даже, кажется, стала еще громче. Филипп стоял посреди холла и смотрел на Истомину. Та была в растерянности.