Прошло еще по меньшей мере минут тридцать, прежде чем разошлись последние обитатели Атлита. Тем временем женщины собрались в дверях барака, наблюдая за автобусами. Из кабинета Брайса вышел солдат и отдал приказ.

– Выходят, – объявила Теди.

Из автобусов повалили мужчины. С их лиц капал пот, рубахи были мокры насквозь, арестанты пошатывались и моргали от яркого света. Солдаты с винтовками окружили их и стали оттеснять к передним воротам, где Гольдберг и Эппельбаум встретили их словами поздравлений и поддержки на иврите и на арабском.

Шендл насчитала тридцать девять человек. Все были молоды, смуглы и темноволосы. И все как один давно небриты.

Солдаты повели новых обитателей к баракам.

– Разве не все обязаны проходить через санпропускник? – спросила.Леони. – Почему их не отвели в душ?

– Не знаю, – покачала головой Шендл. – И мне это не нравится.

Стояла непривычная тишина. Никто не выкрикивал ни фамилий, ни названий городов; было ясно, что вряд ли эти смуглые мужчины родом из Польши, Литвы или других мест, которые эти девушки когда-то звали домом. Под их взглядами новички опускали плечи, склоняли головы.

– Это ужасно, – не выдержала Шендл и крикнула: – Держитесь!

– Сомневаюсь, что они говорят на идише, – сказала Зора.

Шендл с ходу перешла на иврит и закричала:

– Добро пожаловать, друзья! Шалом, шалом!

Не меньше дюжины голов разом дернулось в ее сторону. Сверкнули белозубые улыбки, оттененные коричневой кожей. Взметнулись пальцы, сложенные буквой «V».

Теди втянула ноздрями запах тмина и лука.

– Шалом алейхем! – закричала она.

– Алейхем хашалом! – откликнулось несколько голосов.

Девушки захлопали, замахали и пошли вдоль забора, разделявшего мужские и женские бараки.

И тогда Теди запела:

Пока еще в глубине сердца

томится еврейская душа

И вперед, на восток к Сиону,

устремлен взор...

Темноглазые мужчины расправили плечи и присоединились:

Еще не угасла надежда –

надежда двух тысяч лет...

Из мужских бараков, чьи обитатели сгрудились у окон, плотно прижавшись лицом к стеклам, вторили новые голоса:

Быть свободным народом на нашей земле,

Земле Сиона и Иерусалима.

Допев до конца, они начали заново, но теперь громче и намного быстрее. С третьим повтором печальный гимн «Атиква» превратился в боевой марш, хриплый призыв к действию. Последний человек, ступивший на порог барака, обернулся и, прежде чем конвой втолкнул его внутрь, поднял кверху сжатый кулак.

Когда хлопнула дверь, пение смолкло и мужчины в других бараках закричали: «Что там у вас происходит?»

– Пока ничего, – закричала в ответ Теди. – Но мы следим.

Спустя недолгое время шестеро солдат промаршировали строем к бараку G и отвели шестерых новых узников к санпропускнику.

– Ты чего так разволновалась? – спросила Леони у Шендл, пока они ждали возвращения мужчин.

– Я не волнуюсь.

– Chérie, ты кусаешь губы, стучишь каблуком и барабанишь пальцами себя по руке.

Шендл лихорадочно соображала, чего бы такого соврать. Казалось, будто все чувства обострены, а нервы натянуты до предела, как бывало в бою. К счастью, двери санпропускника распахнулись, и Леони не успела накинуться на нее с новыми расспросами.

Все внимание переключилось на теперь чисто выбритых мужчин. Их влажные волосы блестели на солнце, как оникс.

– Какие хорошенькие, – вздохнула Теди.

– Вот уж не знала, что тебе такие нравятся, – заметила Леони.

– А ты думала, я запала на того австралийца?

– Он высокий и белобрысый, как ты. И хорош собой, согласись.

– Не в моем вкусе, – усмехнулась Теди.

– Вам что, поговорить больше не о чем? – проворчала Шендл.

– Сейчас – нет, – ответила Леони.

– А о чем, по-твоему, мы должны разговаривать? – спросила Теди, недоумевая, почему вдруг от Шендл запахло горелыми листьями.

– Пойду лук резать, пока мозги от вашей болтовни не склеились.

Торопясь обратно в барак, довольные мужчины махали руками и кланялись девушкам.

– Добегите до меня, если что-нибудь интересное случится, – попросила Шендл.

– А что может случиться? – не поняла Теди.

– Кто-нибудь из них тебя замуж позовет? – подхватила Леони и шутливо ткнула Шендл пальцем под ребра.

Стараясь не бежать, Шендл направилась на кухню. Она надеялась вытянуть из Тирцы хоть что-нибудь о побеге, прежде чем потеряет последние остатки самообладания, но оказалось, что кухарка и без того вне себя.

– Эти изверги не хотят пускать их в столовую! – кипятилась она, укладывая в корзину вареные яйца, маслины и хлеб. – Это уже ни в какие ворота.

Она сунула Шендл кувшин с водой. В ту же минуту на кухне появился Эппельбаум.

– А можно организовать для них что-нибудь попить кроме воды? – спросил он. – Хотя бы чаю?

– У своего командира спроси, – огрызнулась Тирца, избегая встречаться с ним взглядом. – Разрешение нужно.

Эппельбаум с нескрываемым презрением ответил:

– Мне кажется, у вас бы лучше получилось.

Тирца посмотрела ему в глаза.

– Обойдемся, – процедила она. – Будет тебе чай. Что они мне сделают?

Эппельбаум пожал плечами:

– Я тогда подойду попозже.

– Ублюдок, – едва слышно пробормотала она.

Закончив помогать Тирце с корзинами, Шендл выскользнула наружу, чтобы разыскать Натана. Он-то наверняка знает, как прибытие заключенных вписывается в план побега. Натан беседовал с Бобом и Ури у восточного забора.

– Они допросили каждого, – говорил Натан. – Спрашивали, как границу переходили, кто помогал, есть ли связи в Багдаде.

– Хорошо, что ни один из них ничего не знает.

– О чем не знает? – вмешалась Шендл. – Почему с ними так обращаются? Почему их заперли?

– Ты у нас умная. Неужели не догадываешься? – сказал Натан.

– Их отошлют куда-то в другое место? – предположила Шендл.

– Отошлют, если мы не помешаем, – буркнул Боб.

– Значит, этот побег – только ради их спасения?

– Видишь, – усмехнулся Натан, – я же говорю, что она умная девочка.

– А остальные? Как же мы?

– Послушай, товарищ. – Натан обхватил ее за плечи. – Сегодня после обеда мы открываем новую секцию гимнастики. Пусть все думают, что мои друзья сюда для того и приехали. Боб будет вести специальный курс для девушек. Ты уж помоги нам произвести хорошее впечатление.