Еще одним бросающимся в глаза отличием снаряда была его форма. И наличие так называемого «макаровского колпачка»,[22]что слегка примирило обидчивого Степана Осиповича с моей персоной… И вообще, вероятно, это были первые русские артиллерийские снаряды, чья форма разрабатывалась в строгом соответствии со всеми современными достижениями аэродинамики. Хотя аэродинамическая труба для баллистических исследований в России применялась с 1878 года…

В-третьих, у Русской православной церкви наконец-то, впервые с 1700 года, появился патриарх, коим стал первенствующий член Святейшего Синода, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Палладий. Бурная общественная дискуссия затянулась почти на полтора года, но в конце концов общество успокоилось и выработало некий консенсус, заключавшийся в том, что патриарх — нужен, и церковную жизнь, а также взаимоотношения церкви и государства следует реформировать. Но не резко, а постепенно, не разрушая уже достигнутое и избавляясь от отжившего с осторожностью. Дабы, так сказать, не выплеснуть с водой и ребенка.

Несмотря на вроде бы достигнутый консенсус, рубка на Поместном соборе была страшная. Ибо взгляды делегатов оного на то, что может считаться достижением, а что точно является отжившим, разнились кардинально. Группа, объединившаяся вокруг Победоносцева, ставшего делегатом почти автоматически и участвовавшего в Соборе более чем активно, насмерть схлестнулась с группой, возглавляемой прогрессивным крылом церкви, лидером которого был архиепископ Выборгский и Финляндский Антоний. Я в Поместном соборе официально не участвовал, хотя меня там желали видеть очень многие, и вместо себя отправил на него брата Павла. Не захотел слишком заметно влезать в это дело, вызвавшее столь бурный общественный резонанс. При горячей «любви» ко мне «прогрессивной» прессы занятая мною позиция тут же вызовет безудержное желание смешать меня с грязью, что может негативно повлиять на некоторых не слишком разбирающихся в дебрях наших с прессой взаимоотношений депутатов. А это несомненно затруднит продвижение церковной реформы в направлении, которое я считаю предпочтительным. Так что я шифровался как мог, вообще отказываясь комментировать течение общецерковной дискуссии, а на работу Собора воздействовал путем личных встреч с кое-какими влиятельными делегатами, а также через брата — он появлялся у меня во дворце каждый вечер на протяжении всех пяти недель заседаний с подробнейшим докладом.

Впрочем, полностью сохранить видимость собственного неучастия в процессе мне так и не удалось. Когда я ознакомился с уже почти согласованными итоговыми документами Собора, которые приволок мне избранный в редакционную комиссию брат Павел, выяснилось, что группе Победоносцева удалось протащить в них несколько положений, каковые я считал категорически неприемлемыми. Причем, судя по всем раскладам, вероятность их принятия была очень высока… Над тем, как этого не допустить, я ломал голову почти всю ночь, а рано утром, так и не выспавшись, нанес несколько визитов, результатом которых стало, с одной стороны, исчезновение из итоговых документов всего, что меня не удовлетворяло, а с другой — опубликованная тем же вечером во всех газетах сенсационная новость о создании Всероссийского православного попечительского совета. Да, вот так, лидеры мелких фракций и не примкнувшие ни к одной группировке депутаты Собора были мною попросту куплены. Куплены обещанием того, что в обмен на исполнение моих условий они получат возможность «порулить» довольно солидными финансовыми потоками. Ну еще бы, я обязался сразу же перечислить на счет данного совета три миллиона рублей и посулил перечислять столько же и в последующие годы… Вот только никто из свежеиспеченных членов попечительского совета даже не догадывался, что большая часть этих денег уже была запланирована мною на, так сказать, демографическую программу. Семьи здесь и так были многочисленными, но я решил максимально простимулировать рождаемость. Уж больно сильное впечатление на меня произвели статьи в покинутом мною будущем о так называемом «русском кресте». И я хотел перед грядущими испытаниями «накопить» как можно больше русских. Тем более что обойтись это мне должно было по сравнению со всякими «материнскими капиталами» XXI века просто в копейки.

Идея была в том, чтобы, привязавшись к слову «семья», выдвинуть пусть и слегка спорное с точки зрения строгой логики, но весьма красиво звучащее утверждение, что, мол, в истинно русской семье должно быть не менее семи этих самых «я», под которыми подразумевались дети. И по рождении седьмого ребенка счастливым родителям вручалась весьма существенная по крестьянским меркам сумма в размере опять-таки семи рублей. За восьмого выплачивалось восемь, за девятого — девять рублей, и так далее. При среднем приросте населения в два с лишним миллиона новорожденных, с учетом того, что часть из этих новорожденных является первыми, вторыми, третьими и далее детьми в семье, а также что около четверти из оных рождается не в православных семьях, общие расходы на программу должны были составить как раз около двух с небольшим миллионов рублей плюс накладные расходы, плюс содержание аппарата контроля, плюс расходы на пропагандистскую компанию… Короче, для «руления» членам попечительского совета оставались сущие крохи. Ну да и хрен с ним…

Кроме того, развернувшаяся общественная дискуссия привела к еще одному неожиданному результату, охватив довольно широкие слои студенческой молодежи и хотя бы на время заставив их отвлечься от поисков «самой точной и абсолютно верной формулы настоящего всеобщего счастия», к которому — ну это ж совершенно понятно — можно прийти только путем бескомпромиссной вооруженной борьбы, осуществляемой в виде революционного террора либо социальной революции… Мне было совершенно ясно, что этот эффект для большинства продлится недолго. Но, даст Бог, за это время десяток-другой молодых людей проскочит период юношеской экзальтации, вследствие чего число местного варианта шахидов-смертников, то есть бомбистов и стрелков-террористов со снесенными гормональным взрывом мозгами и юношеской склонностью к «простым, всем понятным, легко достижимым неверным решениям»,[23]слегка уменьшится. А вот число жутко необходимых стране молодых и образованных профессионалов, наоборот, возрастет ровно на эту же цифру…

…Когда орудия прекратили грохотать, я выбрался из наблюдательного блиндажа и потряс головой. Хотя огневые позиции находились от нас почти в двух километрах, а мишени еще в два раза дальше, рев орудий неслабо давил на уши. Но я улыбнулся. Как в молодости побывал.

Сервера убыл на родину в начале августа. Перед отходом его крейсерского отряда мы встречались с ним еще раз. И он меня порадовал. Адмирал был сух, деловит и лишен иллюзий. Он поинтересовался у меня возможностью поставок нами испанцам снарядов для испанских орудий и получил от меня заверения в том, что мы готовы поставить любое потребное количество, причем по очень привлекательным ценам. Все равно нам надо было освобождать склады от старых снарядов, потому что использовать их даже для учебной стрельбы не представлялось возможным. Уж очень разной была баллистика. Так что старые снаряды я готов был продавать кому угодно и по цене металлолома. Меньше геморроя с разборкой и утилизацией. Поэтому предложение Серверы нашло у меня самый горячий отклик. Впрочем, и испанцы выигрывали немало. По моим ценам они приобретали два, а по некоторым калибрам и три снаряда за ту же цену, в которую им ранее обходился один. Жаль только, что калибры у нас совпадали в очень небольшом диапазоне. Во всяком случае, морские. С сухопутными было полегче…