Едва оказавшись в школе, она поняла, что сделала правильный выбор: «Мне нравилось проводить занятия, дети тоже меня любили. Мне казалось, что все у меня получится хорошо». Для перехода в среднюю школу ей, однако, требовалось получить высшее образование. Благодаря отличной подготовке и «пролетарскому» происхождению (дочь учителей) она в 1936 г. получила хорошую стипендию в Днепропетровском университете. Следующие четыре года она преподавала физику в восьмых, девятых и десятых классах. У нее пока не было диплома, но она умело воспользовалась нехваткой квалифицированных опытных учителей: «Я еще не закончила учебу в университете и по закону не имела права преподавать. Я еще не стала учителем. Но из-за нехватки учителей на это смотрели сквозь пальцы». Таким образом, эта учительница, подобно многим другим, поняла, что особенности советского общества и профессии учителя позволяют устраиваться на работу в школу и уходить из нее. Однако, судя по этой истории, такую возможность надо было понять и суметь ею воспользоваться, причем хорошие личные связи оказывались весьма полезными.

Когда ее спросили об условиях жизни и отношении к работе в школе, эта молодая учительница рассказала о многих трудностях и ограничениях, с которыми ей приходилось сталкиваться:

Эта молодая женщина также не согласилась, что многие учителя получали прибавку к зарплате за стаж, образование или хорошую подготовку:

Ее родители — «бедные учителя» — не могли помочь ей деньгами во время учебы. Ее мать, всю жизнь проработавшая в школе, получила прибавку только тогда, когда «всем учителям по всей стране в 1937 г.» повысили зарплату (очевидно, в связи с постановлением ЦК партии 1936 г.). Однако даже с этой прибавкой учителя «получали меньше квалифицированных заводских рабочих». Мы все знаем об этом существенном увеличении зарплаты, но свой уровень жизни люди также оценивали по доступности товаров для них в сравнении с представителями других профессий. Судя по этим воспоминаниям, учителя считали, что заслуживают большего, чем рабочие, и не видели существенных улучшений своей жизни относительно остальных социальных групп общества. Удивительно, но зарплата советских учителей не зависела от их пола. Интервью не дают здесь точной информации, но мать этой учительницы зарабатывала больше ее отца, потому что считалась «выдающимся педагогом».

Когда интервьюер спросил о питании (американские исследователи постоянно задавали этот вопрос, чтобы узнать об уровне жизни при социализме), эта молодая учительница ответила очень эмоционально:

Хотя советские условия жизни подвергаются жестокой критике, этот ответ показывает, как особый образ мыслей и действий влиял на отношение к бытовым обстоятельствам (даже таким, как голод). Преподавание отвлекало девушку от мыслей о еде, она была голодна, но она была очень увлечена своей работой. Звание учителя помогало преодолевать такие трудности, хотя тем, кто работал в школе, и правда приходилось несладко.

В следующей главе речь пойдет о том, как дополнительные факторы, такие как возраст, пол, происхождение и особенно стаж работы, повлияли на судьбу этой девушки и демографию ее профессии. При таком понимании учителями своего предназначения вместе с практикой работы в школе и политическим надзором, как будет показано далее, учительство при Сталине стало особым сообществом, члены которого ясно осознавали свое уникальное положение.

Зимой 1931 г. учительница Евдокия Георгиевна Матвеева покинула Ленинград, где проработала больше двадцати лет, и поехала в городок Грязовец, расположенный в 600 км к востоку от Ленинграда. Дочь промышленного рабочего, Матвеева отправилась «на село» по призыву властей к «учителям-добровольцам» в ходе кампании всеобуча. В Грязовце отношения Матвеевой с молодыми коллегами «не складывались». Директор школы, Серков, и три учителя, Иванова, Миролюбов и Рогозин, чтобы поставить в неловкое положение старшую коллегу, тайком убрали из класса методические материалы, а затем обвинили ее в низком уровне преподавания. Когда Серков отправил Матвееву в отдаленную школу, другие учителя с насмешкой пожелали ей «счастливого пути в деревню», не забыв напомнить, что «дезертиров» со школьного фронта ждет суровое наказание. Не нашла правды Матвеева и в районо. Там над ней только посмеялись и сказали, что молодые люди всегда подшучивают над старшими. Матвеева «заболела неврастенией в истерической форме», и в итоге «выбыла из строя советских педагогов, стала инвалидом». После вмешательства профсоюза, партийных органов и прокуратуры Серков, Миролюбов и Рогозин (видимо, Ивановой это не коснулось) были уволены с работы, исключены из комсомола, их отдали под суд — вот когда им стало не до смеха. После этих санкций коллеги публично извинились перед Матвеевой и обещали теплый прием учителям из Ленинграда, которые добровольно приедут в их провинциальный городок.

Несчастья Матвеевой говорят о том, что работа советских учителей была не просто, метафорически выражаясь, борьбой на школьном фронте или участием в масштабной кампании всеобуча. Матвеева сыграла роль «героини», которой надлежало играть роль культуртрегера. А местные учителя выбрали себе другие роли: травили новую учительницу, потешались над призывом «поехать в деревню» и бесцеремонно изгнали Матвееву из своей школы. В конце концов, зарвавшаяся «молодежь» понесла наказание, педагоги района покаялись. Казалось бы, власти действительно защищают учителей. Но эта история показывает, что школа была далеко не райским уголком и отношения там складывались непросто.