Доброй ночи, подлунный мир.

Через тридцать лет гетеросексуалы станут сексуальным меньшинством, скандальным, нездоровым и возмутительным. На улицах будут свирепствовать гетерофобы. Нам отвратительно будет смотреть на человека, целующего взасос женщину на скамейке. Однополым парам будет неловко перед своими пробирочными детьми. Какой ужас – целовать в губы человека, столь не похожего на тебя! Как могут подобные пары вести нормальную жизнь, если они так страшно далеки друг от друга? Доброй ночи, подлунный мир. Доброй ночи, подлунный мир. Доброй ночи, подлунный мир. Доброй ночи, подлунный мир.

Среда

Я уже три дня ничего не ем. Глушу себя шумом. «Нобу» и «Корова» разорились, но «Кэб» и «Вип» никуда не делись… Я окунулся в понедельничные вечеринки в «Квин», в толпу тусовщиков, стриптизерок и завсегдатаев «Дуббис»… Все тут как тут, в том же месте, в тот же час, только меня и ждали. Я-то считал себя выше этого, бедный я бедный. Они согревают меня, это моя настоящая семья. Началась моя новая жизнь без Франсуазы, и жизнь эта мне противна. Никогда я так не мучился, никогда в жизни. А ведь я как чувствовал! Мы вели слишком нормальную жизнь, я потерял воображение, я стал нерешителен, и она меня запрезирала. Я любил ее до того, как полюбил, люблю и после. Я недостаточно любил ее между до и после. Мы любим, только когда нас отвергают или ускользают от нас. Я мог бы полюбить Франсуазу, не будучи знаком с ней и не дотрагиваясь до нее, даже не появившись в ее жизни. Во всем виноват я: эта история закончилась, потому что в один прекрасный день я ее начал. Это история одинокого мужчины, который спрашивает себя, кто он такой и какого черта он тут делает. Он полагает, что свободен, влюбляется, познает счастье, потом счастье уходит, и он понимает, что ненавидит свою свободу. Банален даже слоган моей жизни.

«Ничто не меняется, и старость мира все больше давит мне на плечи». Валери Ларбо «Дневник А. О. Барнабута».

А я еще считал ее психопаткой! Франсуаза очень уравновешенная особа. Женщина, которая не выносит меня, очень уравновешенна. Она не бросила меня, она меня выжала досуха. Я решил больше никогда не быть ни эгоистом, ни романтиком. Уверен, что стану отличным алкоголиком.

Четверг

Я не в состоянии выполнить твою просьбу. Я никогда не смогу тебя разлюбить.

Любовь по-прежнему самый опасный наркотик. Ты вернула меня к жизни, я вновь ощутил вкус к чувствам. Куда бы я ни шел, я не видел ничего кроме твоих прохладных губ и задумчиво смотрел вдаль, когда тебя не было рядом. От жалких остатков невинности у меня краснели щеки. Начиная с этой минуты и до самой смерти, каждый раз, когда кто-нибудь произнесет в моем присутствии твое имя, взгляд мой, наверно, затуманится. Окружающие скажут: «Он перебрал, он не в себе» – но мне-то что, я буду уже далеко, утону в твоих объятиях в Лос-Анджелесе или запутаюсь в твоих солоноватых волосах в Порто-Эрколе, прижмусь к твоим сливочным грудям в Стамбуле, Москве и Амстердаме, в раю взаимной любви, в этой несбыточной мечте, к которой ты однажды допустила меня.

Пятница

Я перестал вести дневник, потому что теперь моя жизнь уже не представляет никакого интереса. Вы обратили внимание на инициалы Оскара Дюфрена – О.Д.? Я сам себе надоел. Я недалеко ушел от Овер-Дозы и Отстойной Дряни. Логически рассуждая, теперь, когда я стал богатым и знаменитым, то есть почти прекрасным, я должен был бы, чтобы сделать вам красиво, покончить с собой. Но я решил жить, так удобнее наблюдать за тем, что происходит. Предпочитаю исчезнуть на гребне славы. В обществе спектакля отсутствующий всегда прав. Больше вы не будете читать Оскара Дюфрена, поэтому начнете везде его искать. Чем больше я буду вас избегать, тем больше вам меня захочется. Я первый живой самоубийца со времен Исаака Альбениса (предка Сесилии Саркози,[193]испанского музыканта, который заставил всех поверить в собственную смерть, чтобы прочесть хвалебные некрологи самых злейших своих гонителей). Оскар Дюфрен? Литературный зомби. Не надо убивать Ширака, Буша или Мадонну, чтобы войти в историю. Достаточно просто спрятаться. Не волнуйтесь, я буду по-прежнему за вами наблюдать, с безопасного расстояния. Наступит же момент, когда все пойдет к чертям. В день конца света надеюсь быть в первых рядах.

Суббота

Время от времени я выглядываю из окна своей гостиницы, и всякий раз солнце встает над другим городом. Доброй ночи, подлунный мир. Иногда, поздно ночью, мне кажется, что мой мобильник начинает вибрировать в кармане пиджака, и я кидаюсь к нему, надеясь, что это ты, но выясняется, что он дрожал от низких частот в усилителях… Я знаю, что эта история неудачной любви – единственное, о чем я не пожалею никогда. Даже когда попаду в больницу и буду лежать под морфием в ожидании смерти, опутанный трубками и проводами, даже тогда я буду думать о ней и гордиться, что со мной такое было.

Воскресенье

Принято думать, что любовь преображает человека, но ее гипнотическое воздействие длится недолго. Мне только лучше, что меня бросили, в кои-то веки все складывается в мою пользу, меня жалеют… Порой я проявляю великодушие и объявляю, что, если ты вернешься, я тебе скажу: «Оставайся со своей любовницей, я измучил тебя, тебе нужен не я, без меня тебе будет лучше, хочу видеть тебя счастливой» и прочий бред (пусть лучше несчастным буду я, но не могу же я сам себя бросить). Иногда приходят «друзья» Франсуазы и говорят мне гадости о ней и ее подружке. Когда они уверяют меня, что моя вульгарная соперница скоро ей надоест, мое разбитое сердце мурлычет, как мотор английского «седана».

– Вы так считаете? Думаете, она вернется? Думаете, это реально, даже если у меня один шанс на миллион? Боже мой, зачем я ее отпустил?!

Тогда они отводят глаза.

Не выдержав моих жалких всхлипываний.

Понедельник

Людо, столкнувшись со мной в холле отеля, сразу переходит в атаку:

– Ты правда хочешь перестать вести свой дневник?

– Ну да… Неохота мне…

– Предатель! У тебя получалось искреннее, чем у Бриджит Джонс, блин!

– Нет, более по-мужски. Надо было, чтобы какой-нибудь мужик взялся за дело и ответил этой сучке. Чтобы втемяшить ей, что даже если мужики и хотят трахнуть всех баб, это еще не значит, что они не могут полюбить, и слава богу, потому что это самое прекрасное, что есть в нашем раздолбанном обществе…

– Но все-таки мы хотим всех их трахнуть!

– Ну да.

– Мне будет не хватать твоего цинизма.

– Это не цинизм, а честность. Могу тебе сказать, что из-за этого у меня было много неприятностей. «Честность, сладкая моя забота»…[194]

– Ты уверен, что завязал?